Каждое его слово — чистая правда.
Вчера это он зачем-то в благородство поигрался, — или просто ему хотелось моей покорности? Или мужское тщеславие требовало, чтобы не просто, не за деньги и жизнь сестры с ним была, а страсть хотел во мне ответную увидеть? Может, самолюбие его задела тем, что не трепещу от желания быть с ним, не растекаюсь от одного только взгляда и от первой же ласки?
Зато сегодня Санников расставляет все на свои места. Четко указывает кто я для него на самом деле, где мое место в его доме.
Игрушка. Я просто игрушка, которая должна ублажать хозяина. Все так. Все верно. Сама подписалась и согласилась. Душу и тело этому чертовому дьяволу сама отдала.
Только… Почему, черт побери, так больно и так хлестко? Удары плетью — не по телу, по самой душе!
Почему, черт возьми, будь на его месте кто-то другой, я, молча бы покорилась? Отключила бы все чувства, представила бы, что не со мной все это происходит? Думала бы только о Маше, о том, что тело — не самая высокая цена за ее жизнь? И не цепляло бы меня то, что со мной так обращаются! Я бы просто отключила все чувства, все ощущения! Стиснула бы зубы и перетерпела, как бы больно или противно не было! И боль была бы только на физическом плане! А так… Он разрывает меня на куски. Что-то глубоко внутри, в самой сердцевине!
— Зачем тебе вообще тогда нужна эта тряпка? — все-таки убирает руки от полотенца. Даже отходит на несколько шагов.
Ярость на лице сменяется холодной насмешкой. Ледяной. Будто только что не искажалось по-мужски красивое лицо от бешеной злости. Только кривится, как будто запахло ему неприятно. Морщится, окидывая меня взглядом с ног до головы. Как будто от меня реально воняет, — от меня! Не от него бабами его ночными! И одновременно зуб болит от того, что на меня смотрит.
— Сбросить ее надо было сразу, как вошла, — чеканит ледяными пулями слов. — И на четвереньки сразу встала бы. Так у вас там было принято, да, Софи-ия? Так научили хозяина радовать по утрам? А, ты просто не знала, какой стороной на четвереньках поворачиваться. Лицом, чтоб ротиком работать или попу свою мне подставлять? Облегчу тебе задачу, София. По утрам я люблю минет. Так что становись на четвереньки лицом ко мне и распахивай свой пухлый ротик.
* * *
— Зачем ты так со мной, Стас? — стискиваю до боли руки на узле проклятого полотенца.
А у самой перед глазами- та ночь, когда целовать так страстно, когда глаза его так полыхали. Как сердце мое дергалось и обрывалось от одного его голоса, от того, что он рядом!
Я ведь не забыла. Ничего не забылось, пусть я и старалась! А он… Каким же подонком он оказался на самом деле! Даже не верится, что этот и тот, из моих воспоминаний — один и тот же человек!