Проданная (Шарм) - страница 150

Открытое декольте требует, чтобы его украсили.

Немного подумав, выбираю все же черную каплю жемчуга. Хоть и слишком долго задерживаю в руке бриллианты. То самое колье.

Они безумно красивы. Переливаются на свету так, что просто завораживают. Заставляют неотрывно любоваться этой игрой свечения снова и снова.

Но — нет. Я не надену этот символ своей полной принадлежности Санникову. Надеть колье сейчас означало бы полную капитуляцию перед ним.

— Ты потрясающа!

Резко разворачиваюсь, когда слышу хриплый голос Стаса за спиной.

Сколько он здесь вот так стоит, у двери, облокотившись на дверной косяк?

Не знаю. Не слышала, как он вошел.

Но, судя по всему, уже давно.

Челюсти сжаты, лицо напряжено и будто высечено из камня.

И только глаза горят таким бешеным, безумным огнем, что внутри, внизу живота тут же простреливает током. Насквозь. Разливаясь жаром по всему телу, разгоняя этот огонь по венам.

Кончики пальцев тут же начинает колоть. По обнаженной спине взрываются пузырики мурашек.

А перед глазами проносится все, чем мы занимались. В ушах гулом- его рычание и мои стоны. И громкие, оглушительные шлепки бедер о бедра.

Вся заливаюсь горячей краской. До самых ушей.

И, черт, возьми, это не от стыда!

Губы дрожат, снова будто ощущая на себе его прикосновения. Его жадные поцелуи и тихие касания, когда он просто проводит по моим губам своими.

И внизу живота все сжимается снова. Судорожно. Пульсируя дикой, бешеной потребностью ощутить это снова и снова.

— Я застегну, — Стас будто заставляет оторваться себя от этого косяка.

Подходит медленно, как будто каждый шаг делает через силу, и это дается ему с огромным трудом.

Током бьет, когда мы соприкасаемся подушечками пальцев, когда Стас берет в свои замок украшения. Едва задевает пальцами шею, а по всей коже тут же проносится мощный разряд тока. До самых кончиков пальцев на ногах. Вся кожа покрывается мурашками.

И взгляда не могу отвести в отражении от его глаз. Потемневших, сверкающих сейчас вспышками серебра. Как будто пригвоздил меня ими. Держит. В самое нутро, в самое сердце проникает. И оно колотится, как сумасшедшее. Готовое вылететь сейчас из груди и послушно улечься в его руки.

— Если мы прямо сейчас не выйдем, наброшусь на тебя и сорву на хрен это платье, — хрипло. Чуть наклоняется у моей шеи.

И его дыхание, что обжигает кожу, его хриплый голос, — будто бьют по оголенным нервам. Меня бросает в дрожь. Так, что еле сдерживаю рвущийся с губ стон.

Покачнулась бы, кажется, и упала сейчас. — колени становятся мягкими, ноги вдруг перестают держать.

Но его глаза, взгляд этот бешеный будто удерживают.