Девушка коротко, исподлобья, взглянула на улыбающегося Краузе и вновь опустила взор. Это было мимолётное движение красивой головки, но оно было наполнено такой грацией, что у Курта сердце пропустило удар.
— Ничего себе, неужели какая то русская соплячка, пусть и красивая, но смогла зацепить меня? — Курт безжалостно задавил в себе даже отголосок чего бы могло быть.
— Ну, что скажешь про него?
— Знаю…, — Олеся помолчала, морща чистый лоб, и спустя некоторое время по детски и наивно прошептала, — он плохой.
— А кто из нас хуже: он или я?
— Вы враги.
— Нет, я же не обсуждаем общий вопрос. Просто хочу услышать один ответ — Кто из нас хуже, а кто лучше?
Девушка непонимающим взглядом посмотрела на Зейделя и перевела взгляд на Краузе, после чего на мгновение задумалась.
— Он хуже, — Зейдель мысленно зааплодировал и подал Краузе незаметный сигнал. Дитрих встал и деловым тоном произнёс.
— Вы тут продолжайте, а я пошёл, — и вышел из кабинета.
— А теперь, Олеся, поговорим более откровенно о твоих друзьях, о твоей деятельности в группе сопротивления. Кто туда входит? Какие планы? Какая связь у вас с теми, кто находится в лесу?
Только что она была несколько расслабленная, а сейчас мгновенно напряглась, внутренне ощетинившись.
— Я ничего вам не скажу, — твёрдо и решительно заявила она.
— Похвально, похвально. Иного ответа я и не ожидал, — Зейдель произнёс таким одобрительным тоном, что Олеся удивлённо вскинула на него глаза.
— Молодец, — ещё раз произнёс Зейдель и, выдержав паузу, продолжил, — только, Олеся, тут есть одна нехорошая деталь. Вот пока я с тобой здесь разговариваю, тебе ничего не грозит. Но если ты будешь упрямиться, я уйду и тобой уже будет заниматься обер-лейтенант Краузе, тот про которого ты говорила что он плохой. Сам по себе он уж и не такой плохой. Он из древнего баронского рода, дворянин. Получил хорошое воспитание и образование, но вот работа у него сейчас, действительно, плохая и грязная. Но он её выполняет хорошо и добросовестно, как и любой немец. Я из семьи рабочего и у меня несколько другое мнение о его работе. Да, она мне тоже не нравится и я рад что занимаюсь другим делом и не пачкаю руки. Но я его не осуждаю, потому что он и я работаем на великую Германию. Ты меня понимаешь?
— Да, я всё понимаю, но ничего вам не скажу. — Твёрдо, как выученный урок, снова сказала девушка, спрятавшись за этими словами.
Зейдель встал из-за стола и стал прохаживаться по небольшому кабинету, продолжая говорить ровным и участливым тоном.
— Олеся, я понимаю что ты как комсомолка так воспитана. Но как только я уйду, тобой займутся люди Краузе и ты скажешь всё. Понимаешь? Всё… Будет очень больно и ты будешь говорить, но для тебя это будет конец. Не будет ни детей, ни будет семьи, будущего. Ничего не будет. Даже если произойдёт чудо и ты промолчишь, то для тебя это будет всё напрасно.