658 зенитно-ракетный полк особого назначения (Леонов) - страница 504
Политуправление было в армии, политотдел в корпусе и так далее. Там генеральские должности были. В общем, всё было пронизано партийно-политической работой. Насколько это помогало? Кому помогало, кому не помогало. Но было эффективно, наша армия была второй в мире. Ну я тоже коммунистом был, тоже прошёл это самое… Но не жалуюсь на судьбу-то. Вот такие вот дела».
Вспоминает майор Сорочкин Юрий Фёдорович:
«Я как секретарь комитета комсомола, или секретарь парткома – мы имели все права армейские, но наши зарплаты у него шли от ЦК партии, а у меня – от комсомола. У меня особый статус был, хотя я получал в соответствии со званием и должностью, я уж не помню, какая она там у меня была. Но мы вдвоём шли по особому положению. Нет, получали по общей ведомости, но как-то там по-особому. В штате полка особые должности были.
В каждой части ведётся исторический формуляр. В военное время – журнал боевых действий, а в мирное – исторический формуляр. Вот мы этот исторический формуляр вели, это была обязанность секретаря парткома и моя. То есть год прошёл, итоги подвели, и там уже описывается – что, какие достижения, что произошло, плюсы, всё хорошее туда записывали. Перечислялись все управленческие должности. Там моя фамилия звучит – секретарь комитета комсомола.
Ещё в наши обязанности входил выпуск боевого листка. Как только регламентные работы, мы с ним вдвоём шли в дивизион или на станцию, у нас всегда с собой был фотоаппарат. И мы там фотографировали, после приходили, проявляли, печатали. Прямо на объектах. Ну а что там такого? Ну у пусковой, ракеты-то там нет. Не было такого, чтобы на дивизионе кто-то сфотографировал ракету или с ракетой. А вот такие варианты – ну там построение, другие моменты. Потом мы возвращались, у меня был хороший паренёк, солдатик, он художник и фотографией занимался. У нас в клубе была фотолаборатория. Тут же проявлял их, выпускалась фотогазета, вывешивалась – всё у нас было чётко отработано. Фотоматериалов было очень и очень много. Особист периодически влазил в это дело.
Фотографии не секретились. Единственный раз у меня забрали две кассеты, когда я фотографировал приезд Рауля Кастро. Те фотогазеты, что мы выпустили в тот же день – они остались, а на следующий день у меня эти плёнки забрали. А всё остальное – никаких проблем не было. Вот мы с ним вдвоём – мы с ним отвечали за эту режимность. И мы уже знали, нам было сказано, что фотографировать ракету, у ракеты нельзя. Мы этого не делали. Пульт ПУС – мы этого не делали. На улице – это пожалуйста. Работает солдат с ключом – подумаешь! Он нагнулся, там с железякой чего-то делает. Кто там поймёт, чего это за железяка?! А конкретно у ракеты – боже упаси! Даже у солдат такой мысли не было. Это потом уже пошло, когда я уже ушёл на 75-й комплекс, там больше было безобразий – фотографировали и на ракете, и под ракетой, ловили мы солдат. А здесь было очень чётко всё».