Часть занятий с нами проводили местные офицеры, другие – офицеры с нашей военной кафедры. Поездить на бульдозере и поковырять землю экскаватором мы пытались под присмотром местных инструкторов. А занятия в ОЗК с нами проводил подполковник Рыбалко с нашей военной кафедры. Когда после занятий мы сняли ОЗК и обсыхали на солнышке, он сетовал: «Жалеют вас, не дают проводить настоящих занятий. Дали бы мне вас на сутки, я бы научил вас и ночевать в окопе, и под дожём не промокнуть». В это время над головами прогрохотала четвёрка истребителей – как раз начались какие-то глобальные учения. Мы инстинктивно пригнулись, а подполковник спокойно спросил: «На какой высоте шли самолёты?» Посыпались версии – 100 метров, нет, ещё ниже – 50. Подполковник снисходительно усмехнулся: «230 метров». Мы недоверчиво загудели – откуда такая точность? Оказалось, подполковник Рыбалко пришёл на нашу военную кафедру из Московского округа ПВО.
И как-то довольно быстро я понял специфику армейской службы, и уже к концу сборов в то время, когда наш взвод занимался строевой подготовкой или переконсервацией техники, я проводил политинформацию с местными бойцами. Сам факт приезда из Москвы и подвешенный язык (четыре курса института всё же обязывали) вполне позволяли это делать. В числе прочих я поднимал вопрос и о пресловутом прилёте Руста, который случился менее чем за месяц до описываемых событий. Так что тематика ПВО мне была не чужда уже тогда, а познания я черпал из советских газет и телевидения. Уж не знаю, как это выглядело со стороны (наверное, всё же не слишком убедительно), но бойцов больше интересовал новый альбом ModernTalking. По счастью, и на эту тему мне было что сказать. После окончания политинформации я не спешил присоединиться к своему взводу, а ныкался в кустах недалеко от наших палаток – чтобы быть в курсе происходящего, но на глаза офицерам лишний раз не попадаться. Дремля на солнышке в ожидании обеда, я подумывал о том, что при определённых навыках служба в армии – не такая уж плохая штука.
Так что мои контакты с ПВО, хоть и случались время от времени, но были крайне ненавязчивыми. Вероятно, судьба боялась меня вспугнуть и готовила к чему-то мне ещё неизвестному постепенно. ПВО как-то присутствовало в моей жизни, но только лишь на горизонте. Даже когда в начале четвёртого курса я снова оказался в Подвязново, я никакого интереса к местным достопримечательностям не проявлял. Впрочем, мне было не до этого – почти каждую ночь я отправлялся в романтическое путешествие с одной девушкой. В лагере ни о какой романтике и речи быть не могло – полно народу, а после 11 по лагерю объявляли отбой, и шляться по улице запрещалось. Поэтому в оговорённое время мы, каждый из своего корпуса, направлялись как бы в туалет, после чего в темноте встречались уже на окраине Подвязново. А потом уже по обочине пустынной в те времена дороги (слово «бетонка» я тогда ещё не знал) не спеша шли в Рогачёво, где сидели часов до двух ночи на автобусной остановке. Потом возвращались назад, заходили к лагерю со стороны туалета, и, сделав невинный вид, порознь возвращались в свои корпуса.