Очередная зарница выхватила из темноты высокий холм, поросший жесткой травой и колючей камнеломкой с крохотными фиолетовыми цветочками. В свете огненного зарева они казались черными — как и кровь, пропитавшая платье женщины, обессиленно привалившейся к валуну у подножия холма.
Она умирала, и знала это. Одна из лучших лекарей своего поколения, она не могла не слышать мягкую поступь приближающейся к ней Темной Девы. Шепот заклинаний, непрерывно выводящийся сухими потрескавшимися губами, давал лишь небольшую отсрочку от объятий Девы. Вслед за ними — лишь Чертог.
Но она не могла позволить себе умереть — пока огненное зарево освещает небо. Прежде чем уйти, ей нужно удостовериться, что он выжил. Вопреки всему. Вопреки тому, что один из тех, кто оказался в самом центре огненного котла. Даже не на переднем края фронта — в котле.
Яростный рев сотряс землю, сбивая с мерного речитатива, заставляя охнуть от накатившей волны боли и прижать руку к распоротому животу.
— Не сейчас, только не сейчас! — взмолилась она неизвестно кому. — Дайте немного времени! Я клянусь своей кровью и родом — заплачу.
Последняя клятва мага имеет силу всегда и ответ он несет даже за порогом — он или его потомки. Потому мало кто прибегал к ней, не зная, чем выльется подобное обращение к силе. Но затуманенный болью разум женщины не видел другого выхода.
Она должна дождаться. Должна…
Мягкое, почти незаметное касание к вискам убрало боль и наполнило леденящим холодом ноги. Дева пришла. Но пока она не коснется поцелуем лба, в человеке продолжит теплиться жизнь.
— Эдель! — кто-то рухнул рядом на колени, не смея прикоснуться к тому, что с трудом можно назвать телом. Смятая грудина, разорванная брюшина, переломанные руки и ноги и — как насмешка над всем — совершенно не тронутое лицо, не потерявшее своей красоты. Только полностью обескровленное. — Эдель…
Женщина с трудом перевела взгляд с зарева на появившееся перед ней размытое лицо. Она действительно была величайшим лекарем, иначе бы не продержалась столько.
— Вульф… — слабая улыбка тронула губы, по которым тут же зазмеились новые трещинки. — Ты жив.
— Жив, — он осторожно коснулся щеки жены. — Я…
— Тсс… — она прервала его, продолжая улыбаться и стремительно бледнеть, хотя казалось, что больше уже невозможно. — Не говори ничего. Ты жив. Это главное. Я люблю тебя.
— Эдель, ты…
Но обращаться было уже не к кому.
Битва заканчивалась, оставалось добить всего несколько тварей. Зарницы становились все более редкими, и под их заревом величайший некромант и таксидермист Эдельвульф Рут плакал, обнимая и прижимая к себе тело своей жены.