И я рисовала, и рисовала. Картины у меня выходили излишне резкие. Контрастные. Как те чувства, что во мне бурлили. А краски с голубым цветом я выбросила.
Все!
Рита с Машей крутили пальцем у виска, но не мешали. Угу, они-то меня знают. Так, что совсем не удивились, когда я собралась в магазин за краской. Голубой. Мне её неожиданно стало не хватать в картинах.
Признаться откровенно, я ждала. Я надеялась, что опять возле магазина порвется пакет или я поскользнусь. И появится машина. Белая или черная. И в ней он… мой ангел.
Но всё было спокойно. Я купила краски и благополучно дошла до общежития. Взяла мольберт и пошла выплескивать свое разочарование.
— Тоже, что ли, влюбиться, — тихо сказала Рита, рассматривая мою картину. — Да-а-а, Лина.
Я отошла на пару шагав и прищурившись посмотрела на своё творение. Это был цветок. Ярко голубой цвет переходил в тончайший голубой дымок. Яростный оранжевый закручивался, красный взрывался и робкий желтый. Один цветок, один водоворот из цветов, каждый из которых рассказывает, шепчет, влечет.
— Не получится. Она и до этого влюблялась, но такого не было, — задумчиво проговорила Маша.
— Влюблялась ли? — скептически задала вопрос Рита.
— Я вам не мешаю? — спросила я.
Вытерла кисти и опустила их в масло.
— Наоборот, можешь решить наш спор, — ответила Маша.
Рита бросила на неё предостерегающий взгляд.
Вздохнула. Посмотрела на то, что получилось. Те цветы… что с ними? Выбросил? Или же оставил.
Сняла фартук, хорошо протерла пальцы, стирая краску. Убрала всё. Картину не трогала, пусть сохнет. Затем покрою её лаком.
— Покажешь куратору? Виктору Степановичу понравится, — спросила Рита.
— Наверное, — задумалась. — После праздников. Пусть хорошо просохнет.
Девчонки потащили меня в пиццерию, чтобы отпраздновать завершение шедевра и просто повеселиться. В пиццерии было людно, кое-как найдя свободный столик, сделали заказ и начали болтать о своем, о девичьем.
После вкусной пиццы мы вернулись в общежитие.
— Вот так всегда! Мы такие красивые, такие талантливые! И свободные! Кощунство! — Маша театрально упала на кровать.
— Эй, актриса неподстреленная, вставай. Нечего в верхней одежде валяться в кровати, — со смехом проговорила Рита.
— Но-но, — перестала изображать умирающего лебедя Маша.
— И кстати, разве ты у нас свободная? — Рита ехидно на нее посмотрела. — А как же твой Скворцов?
— Что?! Ты со Скворцовым? И я не знаю?! — я возмутилась до глубины души.
— Меньше в своих душевных страданиях надо было топиться, — фыркнула Маша и кинула в меня своей шапкой. — И вообще. Кто вам сказал, что я с ним встречаюсь?