И спасибо им ещё раз, после того, как хозяин комнаты практически сразу по окончании моей фразы неспешно обернулся и сделал пару ленивых шагов к ближайшему журнальному столику. Кажется, как раз с этого момента я начала замечать другие предметы и детали по всей комнате, но только если рядoм с ними оказывался Астон или же я позволяла себе некоторую смелость — перeвести взгляд куда-то ещё. Но сейчас (и пока что) мой пристальный взор был соcредоточен на бледном лице безупречного мужчины, словно только что сошедшего с плаката рекламы брендовых костюмов 20-х популярного когда-то гангстер-стиля. Даже затрудняюсь сказать, что же выглядело лучше и идеальней — его человеческая внешность в дорогостоящей человеческой одежде, или же его отточенная тысячелетиями манера держаться, подобно грациозному аристократу в страшно подумать каком поколении. И, само собой, выражение абсолютно бездушного лица, при взгляде на которое у тебя тут же скрутит желудок, а в позвоночник вопьются тысячи ледяных игл будоражащего озноба. И всё это ещё до того, как он обратит в твою сторону свой бесчувственный взор и произнесёт очередной набор обмораживающих фраз.
— И что же тебя теперь задерживает в дверях? Неужели я должен говорить, куда тебе идти и что делать дальше? — вроде столь небольшой комплект из звучных и совершенно безобидных слов и нескольких ленивых действий, а ощущение такое, будто меня только что отчитали при полном классе за опоздание на урок. Отчитали тонко, красиво и очень обиднo.
Я наблюдаю, как он всё с теми же нарочито степенными движениями берёт со столика гранёный графин, пузатый бокал с короткой ножкой и наливает умеренную порцию карамельно-янтарной жидкости на самое донышко элитного хрусталя. Только от одной этой картинки у меня окончательно пересыхает в горле и во рту, а дрожь в коленках усиливается едва не до пугающей тряски. Пытаюсь с приложенным усердием сглотнуть, но ни черта не получается. Удаётся лишь на пару секунд покрепче вцепиться в дверную ручку и кое-как совладать с грёбаным приступом не пойми какого страха. Χотя, сильно сомневаюсь, что это был страх. Особенно после того, как Астон отставил графин и… вдруг посмотрел на меня, исподлобья, перед тем, как освободившейся рукой потянутся к другому возлежащему на чёрной столешнице предмету.
— Любишь тянуть время и испытывать чужое терпение?
Я лишь успела заметить (почти краем глаза), как он поднял со столика что-то длинное, чёрное и гибкое, царапнув по стеклу металлическим скрежетом, пусть и лёгким, но при любом раскладе раздражающим слух, тем более, когда собственные нервы натянуты до предела (главное, чтобы не лопнули при резком движении). Но куда сложнее совладать с прессингом смотрящих на тебя глаз недовольного твоей задержкой палача. Уж они по любому прогнут и продавят без особого усилия, а тебе только и останется — ловить исключительный прихoд в виде ярковыраженных впечатлений.