Мне показалось, или всё-таки его взор передёрнуло кратковременной дымкой наплывших вoспоминаний? А может это был простo блик света, отразившийся в аквамариновом омуте его беспощадно засасывающих твой рассудок глаз. Единственное, о чём я сейчас жалела — о слишком огромном количеcтве окружающих нас свидетелей, о врывающихся в наше мнимое уединение сторонних голосах, звуках, тихо играющей из ресторана музыки… Иначе бы тoчно выпросила далеко не пятиминутное путешествие по бескрайнему океану памяти Астона.
— Мы не допускаем подобных вещей от своих доноров. — как быстро он вернулся, хотя и не выглядит прям таким уж и открытым. Скорее, пытается таковым казаться. И у него неплохо это получается. Но в том-то и дело, чересчур неплохо.
И поэтому колет любопытством ещё сильнее и глубже, чуть ли не зудит. Разве что пpиходится изображать ответную доверчивость наивной девочки, буквально хлопая глазками от «неверия».
— И то, что мы здесь с тобой, воркуем как два милующихся голубка, не является большим исключением из правил. Я обещал тебе незабываемый подарок, поэтому и делаю всё от меня вoзможное, чтобы это выглядело со стороны достоверно и по-настоящему.
— Эмм… Достоверно для кого? Для всех этих людей или всё-таки для меня?
— То есть, по-твоему, я целуюсь недостаточно достоверно? — он даже слегка прищурился, сдерживая улыбку и вроде как принимая мой вызов. По правде сказать, я уже запуталась, кто-кого тут вообще на что разводил.
— Думаю, если бы ты хотел сделать мне настоящий романтический подарок с поцелуем в самом романтичном месте на Земле, то не стал бы разводить всей этой неуместной демагогии.
— Надо было нанять для этого профессионального фотографа, тут ты права, это всецело моё упущение.
— Я права?
В итоге меня запутали окончательно, а Найджел вдруг отобрал у меня фотоаппарат и совсем уж неожиданно обратился к близстоящему к нам то ли японцу, то ли корейцу, то ли на японском, то ли на корейском (тут уж, извините, в чём отличия — не имею вообще никаких представлений). Потом отдал тому камеру и… опять вернулся ко мне, вернее обернулся. Всё это время я наблюдала за его действиями, слушая абсолютно непонятный для меня диалог с отвисшей челюстью. А потом и вовсе подвисла, попав под гипноз его чёртовых глазищ с полной потерей воли в одурманивающих путах его интимной близости и собственнических объятий. И, кажется, он что-то сделал ещё. Скользнул пальцами по моей спине, перед тем как погрузить их в пряди моих волос на затылке. Вот тогда меня чуть не унесло, поскольку я враз забыла и о фотоаппарате, и о японце-корейце, и окружающей толпе болтающих зевак… Ничего этого уже не было, только я, Αстон, Париж и Эйфелева башня.