их? Такова ведь судьба всех утверждений чистого разума; так как они выходят за пределы
условий всякого возможного опыта, вне которых нельзя найти никакого подтверждения
истины, но в то же время вынуждены пользоваться законами рассудка, которые
предназначены только для эмпирического применения и без которых, однако, нельзя
сделать ни одного шага в синтетическом мышлении, то они постоянно открывают
противнику свои слабые стороны и каждый может использовать слабость своего
противника.
Критику чистого разума можно рассматривать как настоящее судилище для всех его
споров; действительно, в эти споры, непосредственно касающиеся объектов, она не
вмешивается, а предназначена для того, чтобы определить права разума вообще и судить о
них по основоположениям его первой инстанции.
Без критики разум находится как бы в естественном состоянии и может отстоять свои
утверждения и претензии или обеспечить их не иначе как посредством войны. Наоборот, критика, заимствуя все решения из основных правил его собственного установления, авторитет которого не может быть подвергнут сомнению, создает нам спокойствие
правового состояния, при котором надлежит вести наши споры не иначе как в виде
процесса. В естественном состоянии конец спору кладет победа, которой хвалятся обе
стороны и за которой большей частью следует лишь непрочный мир, устанавливаемый
вмешавшимся в дело начальством; в правовом же состоянии дело кончается приговором, который, проникая здесь в самый источник споров, должен обеспечить вечный мир. Сами
бесконечные споры чисто догматического разума побуждают в конце концов искать
спокойствия в какой-нибудь критике этого разума и в законодательстве, основывающемся
на ней. Так, Гоббс утверждал, что естественное состояние есть состояние несправедливости
и насилия и совершенно необходимо покинуть его, чтобы подчиниться силе закона, который единственно ограничивает нашу свободу так, что она может существовать в
согласии со свободой всякого другого и тем самым с общим благом.
К этой свободе относится также и свобода высказывать свои мысли и сомнения, которых
не можешь разрешить самостоятельно, для публичного обсуждения и не подвергаться за
это обвинениям как беспокойный и опасный [для общества] гражданин. Эта свобода
вытекает уже из коренных прав человеческого разума, не признающего никакого судьи, кроме самого общечеловеческого разума, в котором всякий имеет голос; и так как от этого