– Сами все время перебиваете, – пробубнил Саша. – В общем, запрыгали, будто радуются чему-то, и за руки крестьян схватили, благодарят, как будто. Только потом они их за эти руки скрутили и подтащили к обрыву, сбросить хотели. Те этого не ожидали, и не сразу сообразили, что надо сопротивляться. Один из крестьян вырвался и стал второго отбивать, но безуспешно. В общем, если бы не я и мои овцы…
– Овцы?
– Ну, да, – нехотя подтвердил Саша. – Тут мои овцы взбесились, и помчались прямо на них. А я за ними. В общем, мы их спасли. Те, в штатском, сбежали, а крестьянин, который постарше, тут же снял с руки часы и мне на руку надел. Благодарил очень.
Григорий Орлов хмыкнул. Крестьянин с часами «Омега» на запястье не очень вписывался в его представление о бедных крестьянах Востока.
– А как благодарил? Что сказал-то?
– Аллаха поминал. А так больше головой тряс и руку к сердцу прикладывал. А потом за ними лихо подкатил Лэндкрузер.
– Не нравится мне это, – задумчиво пробормотал Орлов. – Ну да ладно. Дождемся Вячеслава и…
– А, ч-черт, понаставили тут камней, мать… и овцы, блин… куда прешь прямо под ноги, шашлык вонючий! А, вы уже тут собрались?
– Доложите обстановку, Вячеслав, – ледяным голосом приказал Орлов. Любые упоминания об овцах его почему-то очень раздражали.
– Э-э-э… товарищ полковник, на границе тихо, если не считать свежего трупа на пограничной заставе и угона машины.
– Какой машины? – хором спросили Орлов и Саша Шелест.
– Угнали джип. Лэндкрузер.
– Саша, – умоляюще сказал Орлов. – Ты запомнил номер?
Бархатная мгла ночи окутала оазис, в котором примостился отель в Хатте. Желтый свет фонаря слабо освещал мощеный двор. Из раскрытого окна на втором этаже раздавался невнятный шепот, рисующий в чьем-нибудь не в меру игривом воображении смятые простыни и свивающиеся в любовном экстазе тела.
Смятые простыни действительно присутствовали. Среди них, скрестив ноги, сидела Ирка с ноутбуком и сочиняла послание брошенной оскорбленной женщины к Герману Эриховичу Гольгиссеру.
– Вернись, я жду тебя в Хатте, мой любимый. Вернись, я все прощу, – бормотала она, стуча по клавишам.
– Напиши, что время не ждет, – потребовал Костя. – А то два дня уже прошли, нам возвращаться скоро. Пусть поторопится, некогда нам его тут ждать.
Он вставил флэшку и скачал сохраненную на ней фотографию Гольгиссера вместе с Иркиным рисунком.
– Ну вот, – сказал довольный Костя. – Надеюсь, он не заставит нас долго ждать.
И он злорадно хихикнул.
Вот теперь любое воображение могло рисовать себе смятые простыни и свивающиеся в любовном экстазе тела. Сколько угодно.