Незакадычные друзья (Джонсон) - страница 186

– Самое удивительное, что он доехал, – задумчиво сказал Орлов. – Хотя о том, что карту он отдал какому-то проходимцу, стало известно, пока он был еще в дороге. Но его, похоже, перепутали с каким-то его попутчиком, и изо всех сил пытались отловить. А попутчик оказался местным бандитом и заметил слежку. Вот была история, жуть! Вообще, по твоей милости было много историй. Жук ты, хоть и Гольгиссер.

Полковник польщено потупил хитрые глаза.

– За мной тоже много народу следило, – самодовольно сказал он. – Но вот я здесь.

– И я здесь, – хищно сказал Орлов.

– Да, – согласился Гольгиссер. – Мы оба здесь. И аппарат здесь, вот ведь совпадение.

– Аппарат, – строго сказал Орлов, – судя по всему, является собственностью Арабских Эмиратов. И мы должны вернуть его правительству.

Гольгиссер с этим горячо не согласился.

– Негосударственная точка зрения, – заявил он. – То есть, отдать, конечно, можно, но надо сначала аппаратик поизучать, и принцип создания скопировать. А потом уже отдать.

– Это промышленный шпионаж, – нерешительно ответил Орлов.

– Вообще-то, разведка, – заметил Гольгиссер.

Все, как было замечено выше, зависит от точки зрения.

Вячеслав тем временем приладил аккумулятор и разбирался в клеммах. Их было много, они болтались, как лапки огромного дохлого паука, которого он с удовольствием препарировал.

– Желтую – в желтое гнездо, – бормотал он, – эту – сюда, а ты, голубушка, полезай рядом. Отличненько!

Валерий Малахов, с интересом наблюдавший за разговором Орлова и Гольгиссера, вдруг почувствовал, что ему срочно необходимо спеть. Что-то залихватское прямо-таки рвалась из него наружу, и он открыл рот и ухарски поставил правую ноги на пятку, изо всех подавляя в себе желание развести в стороны руками и притопнуть ногами. Но краешком сознания он чувствовал, что что-то не так. Он поймал внимательный взгляд Полковника и поставил ногу на место. Вячеслав, который был слева от него у стены, поднялся вместе с аппаратом, поднял один маленький рычажок на черной боковой стенке и опустил другой. Однако душа Малахова по-прежнему рвалась спеть или сплясать, или отколоть какое-нибудь коленце, чтобы дать волю заливавшему его веселью. Он прижал руки к груди, стараясь вспомнить что-нибудь печальное и благодаря Бога за то, что в темноте вряд-ли кто-нибудь сможет увидеть оживленную игру его физиономии. Но из него рвалось наружу мощное «И-э-эхх!», которое он сумел задушить в зародыше только благодаря тому, что увидел, как Гольгиссер вдруг занервничал, и отвлекся.

– Эй, эй, поставь на место, ты что, – замахал руками Гольгиссер.