Дворецкий, пройдя за ней, закрыл дверь.
— Моя внучка Тауни… — разрешил он её сомнения. — Вы знаете, что она росла без родителей.
Поняв волнение мужчины, Ольга вздохнула. Его беспокоило, почему Шэйла, скорее всего, прохладно относившаяся к ребёнку, вдруг стала проявлять к ней повышенный интерес? И правда, почему Ольга вообразила, что может взять опеку над девочкой? Заигралась в дочки-матери? У Тауни есть родной дед и он будет решать её дальнейшую участь.
— Я собираюсь отправить её в пансион, — продолжил Траффорд. — Вы занимались с ней два раза в неделю. Прошу вас, миледи, ради всего святого, пусть так и останется, — качнул он досадливо седой головой, полагая, что и так сказал слишком много.
— Я вас поняла, мистер Траффорд, — коснулась Ольга его морщинистой руки, пожимая. — Вы правы в своём желании оградить внучку от предстоящих переживаний.
Из-под нависших бровей в лицо «виконтессы» упорно всматривались серьёзные усталые бледно-голубые глаза, будто мужчина ждал гарантий.
— Я знал, что могу рассчитывать на ваше понимание, — склонил он голову в поклоне, и Ольга почувствовала в нём своего молчаливого союзника.
Только от этого легче не стало. Горечь поражения не мешала трезво оценить создавшееся положение. Пусть она лишилась частого общения с Тауни, но Траффорд тысячу раз прав. Нанести ребёнку моральную травму легко, только вот последствия могут стать непредсказуемыми и плачевными.
Общаясь с девочкой, она отдыхала душой. С ней — единственной в этом доме — она была собой. К тому же Тауни вела себя вполне осознанно, контролируя своё поведение и держась с «миледи» в рамках допустимых приличий. Казалось, что девочка забыла о «разоблачении» старообразной феи. Она ничем не подчёркивала необычность их отношений, жадно поглощая новые знания, которыми Ольга щедро делилась с ней. Очень важно было оставить всё как есть, не ломая устоявшиеся стереотипы ребёнка.
Говорить больше было не о чем. Дворецкий поклонился, а «виконтесса» пошла в кухню.
Едва подойдя к двери, она услышала звуки перебранки, а за спиной торопливые шаги. В отворённую створку до Ольги донеслось излишне эмоциональное:
— Пусть её громом убьёт! Ненавижу её!
Стоило показаться хозяйке и прислуга выстроилась у стены. К ним присоединилась запыхавшаяся мисс Топси, и из-за перегородки вышел Винс.
Ольга шла вдоль строя, пытаясь определить, кому принадлежали слова. Она сомневалась: оставить всплеск чьих-то эмоций без внимания и сделать вид, что ничего не слышала, или… Склонилась ко второму.
Поравнявшись с Винсом, сказала:
— Можете идти, — и, остановившись напротив красной как рак судомойки, вскинула подбородок и сцепила руки под животом. — Кого вы так ненавидите, что об этом слышно даже за пределами кухни?