Согласно количеству приглашённых гостей хозяйка должна была определиться с сервировкой стола, подачей блюд — одноразовой или в четыре приёма, — выбрать скатерть и салфетки и многое, многое другое. Меню уже давно было согласовано, как и покупка напитков.
Устав от чтения книги по этикету, Ольга потёрла покрасневшие глаза. Остатки хмеля бродили в теле, наполняя его ленивой негой. Клонило в сон.
А вот мысль, что она, наконец-то, сможет без помех дочитать фолиант и отвлечься от забот, связанных с предстоящим приёмом, приятно бодрила.
До ужина оставалась уйма времени и «виконтесса», задув керосиновую лампу, пошла в библиотеку.
Как она и ожидала, там было пусто и тихо. Затухали угли в камине. Лёгкое дуновение сквозняка донесло до неё горьковатый запах древесного дыма. Ольга бросила взгляд на стремянку. Она находилась, где и прежде, без стопок книг на ступеньках.
У ниши с закрытыми ставнями стоял стул и пюпитр. Рядом с ним в напольном канделябре тускло горели свечи.
На столе графа Малгри были разложены книги и журналы. Из солидной кожаной папки в мелких трещинках выбивались исписанные листы бумаги. В мягком приглушённом свете лампы светился хрустальный графин и низкий стакан с недопитым тёмным содержимым. На тарелке — остатки мясной нарезки и поджаренные кусочки белого хлеба.
В противоположность отцу, на столе виконта царил образцовый порядок. На краю — корешок к орешку — лежали несколько новых книг. Ольга полистала «Дневник путешествий» Р. Т. Вильсона и «О первых Российских путешествиях и посольствах в Китай» Г. Ф. Миллера — книги о путешествиях.
— Однако, — прошептала она, возвращаясь к пюпитру. Неужели ей придётся прочитать эти книги, чтобы найти общий язык со Стэнли?
Ей послышался едва различимый стук, непонятно откуда нёсшийся. Показалось? Ольга прислушалась. Монотонное постукивание повторилось и оборвалось.
Что-то гремит на улице, — решила она.
Выпрямившись и прогнувшись в спине, «виконтесса» потёрла виски. Растерянно погладила шероховатую поверхность последнего листа рукописи.
Снова держала в руках обёртку от шоколада и вдыхала въевшийся в неё запах старой бумаги.
Перевернула фолиант, открывая его с другой стороны. Листала страницы, всматриваясь в непонятные символы древнего алфавита, и думала, думала…
Аллигат…
Перевёртыш…
Вот и встретились две истории — одна на старонемецком языке, другая — на русском. Каждую из них способен прочитать не всякий желающий, а только избранный.
В который раз любовалась семейной идиллией Бригахбургов на картине. Четверо детей! Как же это прекрасно! Просматривала листы со съеденным временем текстом и жалела, что так никогда и не узнает, почему нет на портрете ребёнка, которого ждала пфальцграфиня. Был ли это несчастный случай во время беременности или ребёнок умер уже родившись? Больнее всего было думать, что мать похоронила…