- За-за-замечательно! - отстучали его зубы металлом печатной машинки. Он громко высморкался, прокашлялся, похлопал пером по записной книжке. - А мог бы ты повторить с того самого места, - ткнул он носом в запись с таким видом, будто мог что-то различать во тьме, - "...в ухо, глаз, ноздрю и роги - перепендея болотного..."?
- В дых... - выплюнул я недосказанное слово, как застрявшую в зубах кость, и пробормотал, смутившись: - В детдоме научили.
В задумчивости я вернулся к урчащей во тьме речке, где в черных омутах молчаливо и неспешно хороводились рыбы, поднимающиеся на нерест. Невысказанная брань саднила язык. В кустах на деревенской стороне опять что-то засветилось. Я взмахнул кочергой как саблей и стал пробираться сквозь кустарник на свет, желая договорить подлым туристам все, что я о них думаю.
На берегу речки в зарослях березняка и ольховника стояла приземистая, покосившаяся банька. Тускло светилось оконце, принятое мной за костер. Я заглянул в него и увидел молодую обнаженную женщину. Капли воды еще блестели на ее розовой распаренной спине. Мокрые волосы липли к белым плечикам. Чуть нагнувшись вперед, она надевала на кругленький зад тот самый шнурок с резинкой, который я вытащил из воды на рыбалке. Я отпрянул во тьму, смутившись своего невольного подглядывания, услышал осторожный шелест за спиной и, боясь быть замеченным у оконца, шагнул за глухую стену бани в густо разросшийся здесь куст черемухи.
Хрустнула сухая ветка, из кустарника появился Лесник. В тот же миг из баньки с воплем выскочила мокрая старуха в долгополой рубахе, с коромыслом в руках. Наотмашь ударив им Лесника, она закричала:
- Чтоб ты окривел, подглядывальщик хренов!.. Ни житья, ни покоя от тебя. В уборную сходить не можем!..
- Я должен знать все! - ничуть не смутился Лесник, отстраняясь от вновь занесенного коромысла. - Я не какой-нибудь... подглядыватель, я соглядай! - Он гордо предъявил записную книжку, помахав ею у носа старушки.
Та, несвязно бормоча ругательства, ударила бы его еще раз, но Лесник ловко увернулся и пропал в кустах.
Не дожидаясь, когда буду замечен, я крадучись выполз из-за стены и стал выбираться на тропу к дому, уверенный, что застал старушку за ведьмачьими делами.
В моем доме горела оставленная лампа. Дурные от потемок мухи срывались с насиженных мест, бились головами в закопченное стекло и падали на стол в изнеможении. Свежий ночной ветер шевелил ставню. Строгий лик с почерневшей иконы зорко следил за всем, что делается в доме. Скреблись за печкой мыши. Посапывал сытый кот, судорожно подергивая во сне усами...