Спустя два дня.
Из-за подписки о невыезде мне пришлось отложить все заграничные командировки, ссылаясь на временное ухудшение состояния здоровья. Предполагаемые бизнес-партнеры и компаньоны не дураки, уже наверняка наслышаны о новом судебном разбирательстве, а потому посчитали правильным не упоминать в моем телефонном звонке каждому из них о сложившейся ситуации. Наконец, закончив разговор с китайцем, я обессиленный рухнул на стул, утопая в нем, будто тот, как болото засасывал меня уставшего. Закрываю глаза, мысленно представляю Еву перед своим взором. Два дня не слышал от нее ни слова, и, честно признаться, начал беспокоиться. У Ветрова непонятно что на уме, и я старался не думать о плохом. Так или иначе, Кирилл бы не стал жить с Калашниковой, если бы она не имела для него значения. Тишина нервировала, как и вновь появившееся чувство ревности. Я дико желал Еву, хотел, чтобы она была только моей… Но преграда в виде Ветрова не дает никакого шанса продвинуться вперед. Каждая моя попытка напрасно канет в лету, потому что Ева настоящая женщина, преданная своему мужчине.
Телефонная вибрация заставляет меня вернуться в реальность, а потому выпрямившись, нехотя взял в ладонь смартфон.
Калашникова.
Черт возьми, сердце ухнуло вниз, и забилось с утроенной силой. Подскочил, будто она могла появиться прямо сейчас в моем кабинете. метнул взглядом в сторону закрытой двери, над которыми висели часы. Уже конец рабочего дня, даже больше скажу, я сам частенько засиживаюсь, хороня себя в договорах и цифрах. Прочистив горло, я скорее жму на зеленую кнопку, принимая вызов от Евы.
— Ева, — сладко произношу ее имя, улыбаясь, словно Калашникова точно увидит мои приподнятые уголки губ. — Добрый вечер.
— Лев, рада слышать тебя, — буднично отвечает, явна загруженная чем-то другим. Я подошел к окну, будто мог провести особенную связь с ней. Словно так я смогу увидеть ее в другом здании, а вдруг Ева стоит так же, как и я, вторит каждому моему движению. — Прости, что так припозднилась.
— Нет-нет, все в порядке, — обрываю её, а сам касаюсь холодного стекла. Холод стеклопакета контрастирует с вспотевшей ладонью, и вокруг пятерни образуется ореол — на стекле остался мой отпечаток. — Я ждал твоего звонка, — с языка срывается мое недавнее переживание. Калашникова молчит, лишь слышно ее приглушенное дыхание по ту сторону линии. Она напряжена, и, судя по всему, позвонила только по рабочему моменту. — Ты что-то хотела? — принимаю деловитый тон голоса, параллельно отходя от окна во весь рост. В кабинете вдруг стало слишком жарко, и поставив на громкую связь смартфон, я снял с себя пиджак и ослабил галстук.