— Какой смысл мне что-либо отрицать? Ваши коллеги давным-давно расследовали это дело. Никакой Америки вы не откроете, являясь ко мне и баламутя прошлое.
— Стало быть, за освобождение заплатил ваш отец? — он не столько спрашивал, сколько утверждал.
И снова классика жанра.
— Давайте не будем вплетать сюда моих близких.
Корреспондент победно ухмыльнулся и продолжил писать. О, марать бумагу он явно любил. Пару минут в комнате стояла тишина, прерываемая лишь гневным скрипением его изобличительного пера.
— Позвольте полюбопытствовать, о чем вы пишите? Я ведь вам, по сути, ничего не ответил, а вы все строчите и строчите…
— Вы верите в Бога, лорд Кавендиш? — исписав почти половину листа, обратился он ко мне.
А вот это уже любопытно. Настала моя очередь улыбаться.
— Неправильные вопросы задаете, юноша. С таким материалом вы не получите за свою статейку даже пары фунтов. Кому какая разница, верю ли я в Бога?
— И, тем не менее, ответьте, — собеседник покраснел и поднял на меня глаза. Краска залила его бледные щеки, расцвечивая непритязательный облик парня всполохами то ли стыда, то ли ярости. — Неужели вы не чувствуете угрызений совести? Знакомо ли вам раскаяние?
В его прямом гневном взгляде почудилось обвинение.
А корреспондентик оказался приставучим. Я не мог понять, раздражают меня его вопросы или, напротив, вызывают интерес, прогоняя скуку и апатию. Он и правда не такой, как другие журналисты — чересчур юн и идеалистически настроен. Воспринимает несовершенство Клиффа Кавендиша близко к сердцу.
— За что мне раскаиваться? — я откинулся в кресле и закинул ноги на стол. — Пока шло следствие, я послушно украшал тюрьму своей скромной персоной, но потом меня признали невиновным, и я вышел на свободу. Отныне Клифф Кавендиш чист — как перед законом, так и перед Всевышним.
— Да что вы говорите?! — он аж подскочил на стуле. — Вы убили человека, как минимум! Тому барону не было еще и двадцати, а вы лишили его жизни… Безжалостно застрелили в пьяной потасовке во время одной из своих оргий!
Я нахмурился, рассматривая визитера. Раздражение перевешивало. Думал, смерть Джеймса давно перестала вызывать у меня эмоции, ан нет.
— Запамятовал, как вас зовут, мой сердобольный друг?
— У вас проблемы с памятью, маркиз? — журналист приподнял свои еле заметные брови, а потом и вовсе скривился в гримасе отвращения. — Знаете, употребление алкоголя в количествах, сравнимых с вашими, может вызывать необратимые последствия. Не запомнить всего-то одно имя…
— Просто оно такое же блеклое и непритязательное, как и вы сами, — парировал я, не сводя с него взгляда. — Будьте добры повторить. А не хотите — выметайтесь из моего дома.