— Если бы ты знала правду, то не поехала.
— Точно. — Рори теребит колечко в носу.
— Точно. — Я встречаюсь с ней взглядом впервые с тех пор, как она узнала. — Ты заслужила эту работу. Зачем отказываться от такой возможности из-за договора, написанного на салфетке? Из-за прежнего пламени?
— Потому что оно еще теплится. Как ни крути, но этот огонь обжигает как раньше. — Она отводит глаза.
Начинает моросить.
Рори не спрашивает, сохранил ли я салфетку. Учитывая, как я вел себя по отношению к ней, она наверняка считает, что я обошелся с салфеткой как с заразной бумажкой и сразу же от нее избавился.
— Как? — вместо того шепчет Рори.
Она говорит о Кэтлин, но я не готов к этому разговору. Для начала мне нужны четыре бокала чего-нибудь крепкого и Рори, голышом лежащая в моей постели. Но ни первому, ни второму сегодня не суждено сбыться.
Она глотает слезы. Отводит взгляд. Подозреваю, что пережидает минуту, дабы свыкнуться с мыслью, что отношения со сводной сестрой наладить так и не удастся. Что такими они и останутся. Навеки испорченными.
— Когда будешь готов. — Рори берет меня за руку и сжимает ее. — И когда перестанешь вести себя как сволочь, конечно же, — добавляет она. И, думаю, тут она не шутит.
Я это заслужил.
Я понимаю, что это дружеский жест. Понимаю, что он должен меня утешить. Но не могу унять пробежавшее по моему телу удовольствие и решимость.
Эштон Ричардс наворачивает круги под дождем и орет:
— Мы все однажды умрем, но это неважно, потому что мы ужасные эгоисты и одержимы всякой фигней.
Мы не обращаем на него внимания.
— Бог, чего ты ждешь? — раскинув руки в стороны, кричит Эштон в небо.
Мы с Рори переглядываемся.
— Я скажу Райнеру отправить его в реабилитационный центр, как только мы закончим, — произносит она.
— Отличная мысль.
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ МЕРТВОЙ КЭТЛИН
Знаете, я сходу признаюсь. В этой истории злодейка — я.
Я врала.
Я обманывала.
Я обернула события в свою пользу.
Я говорю вам то, что вы хотели услышать, но я человек разносторонний и уж точно не так плоха, как Глен.
Я любила Мала с самого начала. С двух лет, а не с четырнадцати, когда все остальные девчонки в Толке наконец заметили, что странный парнишка Доэрти теперь не такой уж и странный, а веселый, классный, умеет кататься на грязных байках и проколол себе уши и нос.
Я полюбила его сразу же, как он разрешил мне играть во врача, а сам покорно стал пациентом. Он в шутку просил трогать себя в тех местах, о которых в том возрасте я даже не подозревала.
Полюбила его сразу же, как он тайком пронес закуски на воскресную мессу и поделился ими со мной, потому что нам постоянно было скучно.