На попку обрушивается кожаный ремень, хлестко, раз за разом, врезается в кожу, и от неожиданности скорее, чем от боли, испуганно вскрикиваю. Всякое бывало, но вот так по — детски, меня еще никто не наказывал!
— Ты охренел?! — задыхаюсь от возмущения, елозя и силясь скатиться с его колена, — Руслан, хватит, мне же бо-ольно-о!!!
— Очень больно?! — рычит, уже мягче хлестнув сложенным вдвое средством воздействия.
— Да больно же, бли-ин! — на глаза наворачиваются злые слезы, смаргиваю их, и, наконец, падаю на четвереньки, лишившись опоры.
Ладони обжигает, задница пылает, и я неловко поднимаюсь, хватаюсь за снятые штаны. Меня пошатывает, джинсы никак не хотят надеваться. Да к чёрту, по фигу мороз! Сажусь в кресло, снимаю их, и швыряю в Руслана.
— Запомни, ты не должна вести себя как быдло, особенно при народе. — хмуро говорит он, бросив мою вещицу на подлокотник, наливает из графина коньяк, и залпом отправляет в рот. — неважно, где и как ты воспитывалась, ты — девушка, а значит, должна быть соблазнительной, загадочной, нежной. Улавливаешь мою мысль?
— Что, даже не прочтешь нотацию на тему, что настоящий мужик импотентом не бывает? — усмехаюсь, осторожно провоцируя его на опасную тему, и независимо закидываю ногу на ногу, слегка покачиваю. — тебя задели мои слова? Скажи, я красивая? Правду скажи!
Косится в мою сторону, взгляд непроницаемый. Интересно, я ему хоть чуточку нравлюсь, возбуждаю? Тянусь ножкой к нему, медленно, выпрямив пальчики с черным педикюром, касаюсь ширинки, веду вверх-вниз, и наблюдаю за реакцией.
— Очень красивая. Довольна? — произносит он насмешливо, и на лодыжке моей смыкаются цепкие длинные пальцы.
Красивые, истинно мужские, с чуть широкими костяшками, ухоженными ногтями. Руслан тянет меня к себе, приближается, и я инстинктивно хватаюсь за подлокотники, чтобы не сползти с кресла. Между нами расстояние в несколько шагов, он подходит вплотную, нежно проводит ладонью вверх до колена, и всё это в полном молчании.
Ватага мурашек несётся по коже, она покрывается пупырышками озноба. Мне страшно и любопытно, что будет на этот раз, но в подсознании крутится досадная мысль — мы не займёмся сексом, Руслан этого не допустит.
Он хочет меня, я знаю, чувствую, вон, как тяжело дышит, а в глазах похотливые искорки. И движения руки по моей ноге становятся судорожными, словно его сжигает нетерпение.
Пора брать быка за рога и показать, что я давно не ребенок. Но он произносит то, отчего я отчаянно смущаюсь, и ощущаю знакомый трепет в груди, совсем как ту ночь…
— В ту ночь, помнишь? — подтягивает рывком, ухватив и за вторую ногу, закидывает их себе на плечи, наклоняется, уперев руки в спинку кресла по обе стороны моей головы, — когда ты забралась в мой дом и хотела обокрасть… Сколько тебе было, четырнадцать — пятнадцать?