* * *
— Спит? Как её состояние?
— Стабильное, — защебетал женский голос. — Самое страшное позади, — добавила она, но я была с ней не совсем согласна. Где я? Вокруг реальность? Или всё ещё иллюзия? — В какой палате её сын?
— В двести девятой, а тот парень в триста десятой, — девушка вздохнула. — И если сын еще подаёт признаки жизни, то парень не жилец вообще. Его травмы не совместимы с жизнью. Скорее всего, его отключат на днях от аппарата, если он сам «не отбросит коньки», — снова чей-то вздох, и голоса стихли. Послышались шаги и будто закрылась дверь. Они ушли. Открыв глаза и немного осмотревшись, я сорвала с себя многочисленные трубки, и тут же свалилась прямо на пол.
«Ничего страшного: синяком больше, синяком меньше», — оптимистично думала я, оценивая свои силы. Поднявшись с холодного пола, я бросилась прочь из палаты.
Моя задача — найти сына. Как я поняла из разговора — Сашка всё это время был в коме, как и я. А ещё есть какой-то парень. Который спас нас от грузовика и пострадал больше всех. Я бежала уже по знакомым коридорам, правда, в моей иллюзии, стены были только после ремонта. Здесь же всё было немного печальнее. На стенах местами нет плитки, стены не украшают фоторамки. Впрочем какие-то плакаты висят. Это не важно. Главное, что тут спасают жизни. Надеюсь. Я замерла, увидев нужную палату, и не долго думая, ворвалась внутрь. Сашка. Я охнула, закрывая рот рукой. Совсем не таким видела его в иллюзии. Бледный и похудевший он лежал на кушетке. Снова я пыталась представить его, но образ теперь смазывался, я не помню его в выдуманном мире. А точнее забываю. Запиликали какие-то датчики. В палату вбежала медсестра, гневно взглянув на меня она вдруг округлила глаза:
— Вы… из триста пятой? — я кивнула, а она «пулей» вылетела, не прикрыв за собой дверь.
Мне пришлось схватиться за стену, получив новую порцию воспоминаний об аварии. Разболелась голова. А затем в палату вбежал врач, и за ним ещё несколько. Они о чем-то громко переговаривались, я понимала лишь обрывки фраз. Заметив меня, люди в белых халатах вдруг замолчали. Кто-то бережно вывел меня в коридор, а я начала ломиться внутрь, крича имя сына. Из всего, что я услышала, поняла лишь одно — он умирает. А я никак не могу ему помочь. Он настоящий. Сашка в моей иллюзии такой же настоящий, как и я! Иллюзия разрушается, а вместе с ней и забирает жизнь того, кто в ней остался. Господи, что я натворила…
Услышав, что мне хотят вколоть какую-то дрянь, я постаралась успокоиться. Убедив доктора, который обнимал меня, что уже чувствую себя лучше, присела на скамью и схватилась за голову, но как только он зашагал в сторону поста за лекарством, бросилась к лестничному пролёту, снизу послышались голоса, и я решила снова подняться на этаж, где располагалась моя палата. Но пробегая по коридору заметила палату со знакомым номером и вбежала внутрь. Только там я смогла отдышаться. Как оказалось, расслабилась я рано. Взглянув на того, кто лежал здесь, я застыла на некоторое время, разглядывая знакомое лицо, а потом сделала ещё шаг. Он всё-таки спас меня. Я пытаюсь вспомнить его слова, но и его образ размыт. Он исчезает по крупицам, и совсем скоро я вообще забуду, что он тоже там был. Даже сейчас мне уже кажется, что всё происходящее было сном. Снова слышу, как пиликают датчики и уже знаю, что означает этот звук. Я выбежала из палаты и крикнула сестре про ухудшения жизненных показателей пациента из триста десятой палаты. А затем бросилась прочь из больницы. Сначала еле сдерживая шаг, чтобы не привлекать внимания, но прохожие с опаской смотрели в мою сторону. Пришлось обратить внимание, что на мне лишь белая сорочка. Очень удачно на выходе из приёмного отделения кто-то оставил тёмно-серый плащ, а рядом пакет с обувью. Немного больше размером, чем ношу я, но всё же лучше, чем ничего. Я мысленно попросила прощения хозяина этих вещей, который, вероятно, отправится домой без туфлей и верхней одежды. Мне нужней.