Царица Анастасия сидела в кресле мужа, а сам он стоял у стола, сложив руки на груди. Картина Репина «Возвращения блудного царевича». Холст. Масло.
Не здороваясь, отец смерил меня взглядом.
— У меня только один вопрос, Андрей, — проговорил отче.
— Ну… — я ухмыльнулся и лихо заломил бровь.
— Кто она?
О, нет, па. Этого ты никогда не узнаешь.
Мари
Я проснулась от стука в дверь. Воспоминания о ночи окатили вместо ведра холодной воды.
— Андрей, — позвала я.
Ответа не последовало. Кто-то настойчиво колотил снаружи. Я встала с кровати, натягивая джинсы и майку. По пути к двери поняла, что Андрея в квартире нет. Ушел.
— Мари, Мари, — вопил Джо за дверью.
Я поспешила открыть.
— Ты чего орешь? — спросила я вместо приветствия.
— Хвала небесам.
Приятель обнял так крепко, что я пискнула. Непонятно, в честь чего столько шума и радости. Пришлось попросить пощады. Джо нехотя отпустил меня.
— Ты чего?
— Элли сказала, что тебя ограбили и убили. Телефоны не отвечают, и ты ей не перезвонила. Уже обед, она едет домой и просила проверить.
— Да все в порядке, — соврала я. — Зачем меня проверять, интересно? Почему именно ты, а не она сама?
— Она боится трупов. Сама не хочет в квартиру заходить, пока не убедится.
Джо сам уже понял масштаб нелепости, в которую его втянула сумасшедшая блондинка. Мы захохотали, а потом он безапелляционно заявил:
— Спускайся, угощу тебя завтраком.
Приятель ушел, понося Элли последними словами. Я стояла у закрытой двери, вспоминая все, что было ночью, принимая горькую радость, бабочек, которые порхали в животе и слезы, наворачивающиеся на глаза.
Он ушел. Так и должно быть.
Ноги сами понесли меня к столу, в котором лежали рисунки. Nikon придавливал листок.
Я не умею прощаться.
Боже, ну и почерк.
Я взяла карандаш и заполнила пустые клетки. Сквозь глупую улыбку текли слезы. Не рыдания, а просто выход эмоций. Я плакала не от горя. Только от радости. От счастья, что была с ним. Самым странным и восхитительным парнем в моей жизни.
Я потянулась к камере, но она безнадежно разрядилась. Зарядник я посеяла сто лет назад. Наверно, лет через двадцать куплю новый и осмелюсь взглянуть на кадры, что хранятся в памяти древнего фотоаппарата. Но не сегодня. Я положила рисунок и камеру обратно в ящик. Ящик имени Андрея Романова. Не тратя времени на макияж, я умылась, накинула куртку и поспешила в пиццерию.
Элли уже была там. Она повисла у меня на шее и раз сто повторила:
— Жива! Ты жива! Какое счастье. Я так волновалась.