— Вот как, — Мари побродила взглядом по груди Луисцара. — Вы были близки?
— Иногда я вспоминаю счастливые дни из детства, — признался он. — Но из-за него едва не пострадала мама, и я не простил его.
— Из-за него ты всегда вооружен?
— Из-за него тоже. Хотя он стреляет лучше. Но тебе нечего бояться. Сюда аглы не суются.
— Да я и не боюсь, — Мари улыбнулась, чтобы успокоить Луисцара. — Я тридцать лет жила без всякой охраны. Еще тридцать проживу. Все нормально, Луис. Поступки твоего брата — это поступки твоего брата, а не твои. Мое отношение к тебе из-за него не изменится. — Она подтянулась на носках и, поцеловав его в щеку, крепко обняла. — Ты тоже не должен сомневаться во мне.
Он заключил ее в свои объятия и лицом зарылся в ее волосах.
— Спасибо, Мари, — прошептал он.
Они расстались, одарив друг друга улыбками. Мари вернулась в комнату и некоторое время слушала удаляющиеся шаги Луисцара. Теперь она понимала тревоги Тальины. Ее предал родной сын. Логично, что она не доверяла какой-то невестке, воспитанной в обществе слабой расы. Мари сжалилась над Луисцаром и не стала выпытывать у него, что такого страшного натворил Шеймас. Но она намеревалась это выяснить, прежде чем полноправно вольется в чету опретов.
Не успела она раздеться, как в дверь постучались. Подумав, что вернулся Луисцар, чтобы уточнить нюансы завтрашней тренировки, она открыла дверь, но на пороге увидела флиомов в плюшевых пижамах и смешных шапочках с помпонами.
— Ты можешь ответить нам на один вопрос? — улыбаясь во весь рот, спросил Блин.
— Ночью? — удивилась Мари, сверху вниз глядя на гостей.
— Мы просто поспорили и до утра не вытерпим.
— Чего вам?
— А… у тебя… во всех местах разноцветные волосы?
Мари захлестнула злость. Хотелось стянуть с ноги босоножку и отшлепать обоих флиомов по их зеленым задницам.
— Пошли вон, дебилоиды! — рявкнула она.
Те вздрогнули и попятились.
— А что такого мы спросили? — недоумевал Блин. — Стон, ты должен мне два кредита. Я же говорил, она развоняется.
Печально свесив головы, они развернулись и, бурча под нос, поплелись в темноту коридора.
Сердито стиснув зубы, Мари хлопнула дверью и решила забыть этот идиотский разговор.
Пробуждающийся Опретаун светлел, вздрагивая волнуемыми ветром кукурузными стеблями в предутреннем тумане. Вместе с яркими лучами из-за горизонта вырывался озорной ветер, взбивающий легкую занавесь на балконной двери и балдахин над кроватью.
Мари проснулась полной жизненных сил и бодрости. Принимая ванну, она даже спела. Ей больше не нужно вставать до рассвета, чтобы успеть на тренировку, а потом на работу, где весь день надо улыбаться всем и каждому, в особенности тем, кого Мари терпеть не могла. Теперь она в мире, в котором никому ничего не должна, за исключением Луисцара. Но Мари была уверена, с ним все сложится самым наилучшим образом. Он нравился ей, а главное — был по уши в нее влюблен. Впервые Мари рассматривала мужчину, как своего потенциального мужа и отца своих будущих детей. И не потому что их запечатлела Вселенная, а потому что он действительно казался ей надежным. Финансово обеспеченный, серьезный, уважаемый и, несомненно, завидный любовник. Вспомнив обнаженного Луисцара, Мари решила поскорее выбраться из ванны, пока у нее не возникло желания ублажать саму себя, тешась страстными мечтами. В один прекрасный день, а еще лучше в одну прекрасную ночь она собиралась отдаться самому Луисцару, а не мыслям о нем.