— Слушаю, — говорит Роман, не сводя взгляда.
Я, как пловец, балансирующий на бортике, уже и разгон идёт, но есть возможность спустить на тормозах, развернуться и сбежать. Вся беда в том, что мне не нужны такие возможности. Я впиваюсь в мужчину взглядом и произношу:
— Я хочу заняться с вами сексом.
Это даже не охуеть, нет. Это что-то большее, на что ни в одном языке мира не найдется подходящих слов.
Я смотрю на Сашу, такую взволнованную, растрепанную, но при этом уверенную, с горящими глазами. Она глубоко дышит, и я вижу, как поднимается и опускается ее грудь, обтянутая белой блузкой.
Это сумасшествие. Если бы Саша пришла чуть раньше, то застукала бы меня трахающим на столе доступную девицу из присланных Инной так называемых помощниц. Вряд ли бы девчонке тогда пришла в голову мысль говорить такое.
Её слова звенят в голове каким-то сладостным предвкушением, я смотрю на ее лицо, как она в волнении кусает губу, и, блядь, у меня начинает вставать. Девчонка пришла ко мне сейчас, чтобы я ее трахнул.
Эта мысль обостряет желание, которое я пытаюсь безуспешно подавить, и мне не остается ничего другого, как продолжать сидеть за столом, иначе Саша увидит мой стояк. А это уже совсем никуда не годится.
Да все никуда не годится! Я второй день сплю не пойми с кем, пытаясь в прямом смысле вытрахать образ Саши из головы, а она приходит и выдаёт такое.
— Сядь, — киваю ей в сторону дивана, она косится на него с подозрением и присаживается на самый краешек, продолжая испепелять меня взглядом.
Девочка, да что же ты со мной делаешь? Я закрываю глаза и тру пальцами переносицу. Нужно успокоиться. Подумать о чем-то глубоко не сексуальном. Проходит, наверное, не меньше пяти минут, прежде чем я вновь открываю глаза.
Саша сидит все так же на кончике дивана и смотрит немигающим взглядом, бледная, даже испуганная своими собственными словами. Наконец, я встаю и сажусь на диван поодаль от нее, опирая локти на колени.
— Саш, — говорю, ловя взгляд, — не знаю, с чего вдруг ты захотела подобного… Мне очень приятно, безусловно, что я тебя привлек, но между нами ничего не может быть.
— Почему? — отрывисто спрашивает она. Черт, это слишком тяжело.
Я должен ей сейчас прописные истины проговорить, от которых меня самого тошнит? Смотрю на нее и понимаю: да, должен, потому что она явно вознамерилась получить развернутый ответ на свой вопрос.
— Мы слишком разные, ты принимаешь свою влюбленность за что-то большее и поэтому…
— Нет никакой влюбленности, — ее слова падают гильотиной, молниеносно отсекая все возможные аргументы против, — я просто хочу заняться с вами сексом, — чуть колеблется, но добавляет. — Без обязательств.