Обыкновенные «почт-амты», имеющие непреодолимую привычку к распечатыванию чужих писем. Алексеев предлагает заменить московской квартирой Киселевых; туда, вероятно, и отправилось это письмо, врученное сначала на юге Павлу Киселеву. Начальник штаба 2-й армии, разумеется, мог переписываться со своими московскими родственниками без жандармско-шпекинского вмешательства. Однако не мог Алексеев предвидеть, что 9 февраля
>1 Недавно И. Ф. Иовва опубликовал расписку в получении денег, выданную правлением ложи «Овидий» одному из членов и подписанную: «казначей Алексеев». - «Декабристы в Молдавии», с 136.
>2 Генерал Павел Сергеевич Пущин.
47
1837 года, разбирая бумаги умершего Пушкина, его письмо прочтет и пометит красным жандармским номером генерал-майор Дубельт. Впрочем, «за давностью» ничего опасного в нем не заметит.
«Я часто говорю о тебе с Яковом Сабуровым, который вместе со мною в комиссии по делам Варфоломея, - он тебя очень любит и помнит. -
Липранди тебе кланяется, живет по-прежнему здесь довольно открыто и, как другой Калиостро, бог знает, откуда берет деньги. -
Прости, с нетерпением ожидаю удостоверения, что в твоей памяти живет еще
Алексеев».
И в последних, и в предшествующих строках находим: «Если разлука не уменьшила доверенности твоей…»; «Расстались друзьями, или, по крайней мере, я так льстил себе…». «Если ты еще не забыл»…»; «…меж тем я уверен, что ты меня вспомнишь»; «…ожидаю удостоверения, что в твоей памяти живет еще…».
Равенство дружбы… Но Алексеев не забывает, что его друг - человек необыкновенный, который, конечно, не сможет забыть прежнего, но при том - «прежних дней уж не дождаться…». «Удостоверение дружбы» - это, между прочим, «несколько стихотворных строк», которых ожидает Алексеев; ведь, кроме опубликованного послания к нему («Мой милый, как несправедливы // Твои ревнивые мечты…»), к старой дружбе-соперничеству относилось, вероятно, еще несколько стихотворений - «Приятелю», «Мой друг, уже три дня…», наконец, «Гавриилиада», где соперничество из-за прекрасной еврейки возведено из «кишиневского масштаба» в космический…
В конце письма снова звучат знакомые обоим имена: Яков Сабуров, из старинных пушкинских гусарских приятелей; снова Варфоломей - отец Пулхерии; еще недавно он был богатым, откупщиком, но успел разориться (по его делам «комиссия», а Пулхерица «в бедности»). Наконец, Липранди - загадочный, «дьявольский», как Сильвио из «Выстрела», как «другой Калиостро» - маг, фокусник, шарлатан, добывающий деньги «бог знает откуда» (деньги Липранди получал для организации военной разведки на турецкой территории).