— Станция Березай… — В окне появилось помятое лицо в форменной железнодорожной фуражке. Одна щека механика была намылена, по второй он водил бритвой.
Увидев работников милиции, механик сразу исчез.
— Не будем терять времени, — новый дежурный вынул фотоаппарат из чехла, пролез под вагон, Сабодаш и Денисов протиснулись следом.
На внутренней поверхности колеса виднелось бурое пятно, снизу на раме ворсинки красного цвета. Дежурный осторожно снял их пинцетом, спрятал в конверт.
— С поездом шутки плохи, — он вздохнул.
Денисов вылез на бровку. Стенки вагона-ледника нависали над водостоком.
Работник рефрижератора успел добрить вторую щеку, теперь молча следил из окна.
— Что за груз? — спросил у неге Денисов.
— Рыбы ценных пород. Рыбопродукты.
— Осетр?
— И икра тоже. Паюсная и зернистая. Сто с лишним ящиков.
— Пломбы целы?
Денисов пошел вдоль вагона, осматривая теперь уже не колеса, а сам вагон, проставленные составителями поездов отметки мелом — номера путей, названия парков сортировок. Обращенная к домам стенка вагона сверкала ровным слоем серебристой краски.
Внезапно Денисов поднял голову.
Рядом с дверью, почти на уровне пола, виднелось крохотное отверстие словно от выпавшей из стенки вагона заклепки. Края отверстия блеснули свежим металлическим блеском.
Новый дежурный и Антон тоже подошли. Денисов показал отверстие понятым:
— Надо осмотреть вагон изнутри…
Механик, свежевыбритый, пахнущий одеколоном, открыл дверь:
— Милости прошу к нашему шалашу!
Оперативная группа и понятые поднялись в вагон.
Внутри было тепло и уютно. В купе для отдыха бригады на столике были расставлены шахматы, на полке валялась раскрытая на середине растрепанная книга.
— В шахматы никто не играет? — спросил механик. — А то я здесь совсем в одиночестве…
Денисов его не слушал, шагнул к противоположной стенке, примерился.
Через несколько минут он уже держал в руках поднятый с пола маленький деформированный кусочек стали, панированный томпаком;
— Пуля!..
— …Кто ваши родители?
— Отец — строитель, мать — в больнице, кастелянша. Типичные труженики.
Для них моя судьба — большой удар… Последние годы жизни отец увлекся чеканкой. Вы бы видели, какие шедевры создал. Вот оком я хотел написать.
Между прочим, ни одной не вынес на рынок. То подарит соседям, то товарищам по работе. Несколько штук отдал в школу, где я учился.
— Вы часто виделись?
— Нет. Последние годы они редко бывали у меня.
Чаще мы с женой приезжали. На мотор — и к ним. Особенно, пока отец был жив. Он неловко чувствовал себя в нашей квартире. Мы жили на широкую ногу, а у него была идефикс: «Бедный, но честный!» Кроме того, он никак не мог привыкнуть к невестке.