то нужны, то становятся в тягость. Иногда спокойнее с теми, кто нас не знает… — Денисов обратил внимание:
это были суждения вполне зрелого человека. — У нас, женщин, все сложнее, чем между мужчинами…
— Возможно, — Денисов кивнул.
Где-то далеко, за лоджией, прогрохотал трамвай.
Денисов огляделся. Вещи в квартире были словно подчеркнуто обнажены ни чехлов, ни салфеток — прочно занимали отведенные им места. Пребывания мужчин в квартире не ощущалось: ни одна книга, ни одна газета не валялась на подоконнике или у телевизора.
— Стены, наверное, большой толщины, — Денисову показалось, что он нашел причину особого покоя квартиры.
— Планировка, — хозяйка показала рукой, — три стены граничат с улицей, а не с соседями. Удобно: мой дом — моя крепость! — улыбка почему-то получилась вымученной.
— Что вы можете сказать о Белогорловой? — спросил инспектор.
— Что вас интересует?
— Почти все. Трудно разобраться в поступках человека, о котором ничего не знаешь. Не можешь даже представить.
— Училась она в детстве неважно… — отправной точкой Щасная почему-то избрала успеваемость, — Отметки?
— Не в том дело. Я, например, училась хорошо. Считалась маяком, — она снова толкнула кресло-качалку. — Нам, помню, твердо внушили: кто учится на пять, будет в жизни счастливее четверочника или троечника…
Денисов кивнул, хотя не до конца понимал. Он не был отличником. Отметки не играли в его жизни большой роли.
— Двоечника и вовсе не принимали во внимание; Предполагалось, что он будет прозябать всю жизнь. Понимаете?
— Кажется, понимаю.
Он знал в школе таких девочек. Заполненные аккуратным, красивым почерком особой гладкости тетрадки, обернутые цветной бумагой учебники, наглаженные ленты и фартучки. В каждом классе обязательно была такая девочка, как обязательно были кандидаты и другие непременные роли верзилы-второгодника, середнячка, смешилы и троечника, который мог бы учиться лучше, если бы захотел.
— Прямо не говорили, но это подразумевалось: кто хорошо учится, поступит в институт, найдет работу по душе. Друга жизни… — она снова невесело улыбнулась. — Счастье. И некоторые, вроде меня, из кожи лезли, ничего не замечали вокруг, кроме учебы! — она посмотрела на Денисова. —
Хотя с тех пор, по правде говоря, никто ни разу не поинтересовался моими отметками. Это между прочим. Зато я, встречаясь с людьми, почти всегда думаю: «Какие у них были оценки в школе? Как они учились?»
Денисов внимательно слушал.
— Но мы, думаю, сейчас не об этом. Леонида все поняла раньше меня.
Удивительный реализм. Мне кажется, у них он от матери/ Жили в нужде. Все отсюда.