Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не свалить на хрен, не выскочить прямо на наводненную машинами дорогу, под холодный ливень.
Это все равно что оказаться в эпицентре оркестра, которым никто не дирижирует, и все звуки соревнуются между собой за право называться самым громким и бессмысленным. Где-то там, в полумраке зрительного зала, все это понятно и знакомо, но для меня — эмоциональная бомба.
Нужно просто выдохнуть. Вспомнить, что говорила моя врач, и не позволять хаосу поглотить последние островки стабильности.
Закрываю глаза и в один рывок перетягиваю замарашку себе на колени.
В спортивной машине совсем мало места, поэтому девчонка распластана на мне, словно тонкий слой благовоний, чей запах мне неприятен и интересен одновременно.
— Я буду кричать, — шепотом предупреждает замарашка.
В ответ кладу ладонь ей на затылок, опускаю чуть ниже, накрепко фиксируя в одном положении большим и указательным пальцами. Девчонка снова вздыхает, а я, чтобы не двинуться от необходимости вышвырнуть ее подальше из своей зоны комфорта, свободной рукой прикрываю серебристые глаза.
Зрительный контакт — самое сложное.
Нормальному человеку легко смотреть в глаза и не отворачиваться, когда в ответ кто-то смотрит на него.
Для меня это все равно что смотреть на сварку без защитного стекла.
Я почти слышу, как от контакта глаза в глаза трещит и лопается сетчатка, крошатся хрусталики.
Нормальному человеку не понять, почему для аспи зрительный контакт — пытка сродни четвертованию.
Хорошо, что моя постоянная терапия все-таки дает кое-какие плоды, и я больше не ору от боли, прикасаясь голой кожей к коже другого человека. Хотя все равно мне противно и хочется одернуть руку, увеличить расстояние до комфортной пары метров.
Но все равно: секс — это ни хрена не удовольствие для меня.
Это механическое действие, во врем которого я ни хрена не могу даже нормально кончить.
Секс для меня — просто ебля. В самом хреновом и прямом смысле этого слова.
— Отпустите меня, — просит замарашка, но я чувствую, как ее ладонь на моем плече отчаянно сжимает ткань рубашки.
— Отпусти, — поправляю я, одновременно запрокидывая ее голову назад и подтягивая тело вверх.
Она словно гротескная фигура из колоды «Безумной Луны»[1]: выгнутая и вогнутая, тонкая, острая, бледная. Лунный серп, направленный прямо мне в лицо. На замарашке какая-то совсем невнятная пестрая кофта, но в воротнике отчетливо вижу белую блузку, на фоне которой кожа шеи кажется прозрачно-серой.
И тянусь туда — не к губам.
Поцелуи мне глубоко противны.
Замарашка резко сжимает губы, задерживая выдох, когда я просто прикладываю приоткрытый рот к ее коже. На вкус действительно как горький мед. Я не понимаю, нравится ли мне. Скорее да, чем нет, но привычное желание одернуться и вытереть губы никуда не девается.