— Мне плевать, что ты думаешь, Морозов. Но прямо сейчас ты уберешься из моего дома к хуям собачьим или тебя выведет охрана.
Это какой-то кошмар.
Я хочу проснуться.
Кем бы или чем бы ты ни было существо, создающее мои сны, пожалуйста, прости меня и верни обратно. Я обещаю повзрослеть, снять со стен все портреты и больше никогда не грезить о том, чего не может быть в реальности. Только, пожалуйста, верни меня в мою нормальную серую жизнь. У меня не хватает сил держаться на плаву в этом хаосе.
— Просто выйдите оба вон! — рявкает женщина, и я, наконец, могу различить ее лицо.
Словно самые верхние и самые резкие интонации ее голоса включили в моей голове внутренний свет и усилили резкость. Ее лицо мне незнакомо: лет пятидесяти, с модной стрижкой и модной дымной покраской. Одета дорого, с шиком. И камень на шее так сверкает, что хочется прищуриться, чтобы не потерять с таким трудом отвоеванное зрение.
На заднем фоне слышен стук в дверь, глухое «да» Кирилла, щелчок ручки и неразборчивый шепот.
— Приехал врач, — бросает Кирилл.
Снова шаги, снова шелест открытой двери и доброжелательное приветствие мужчине в свитере и брюках — он извиняется за внешний вид, сетуя, что его забрали с начала второго тайма — быстро выпроваживает моего «отца» и Кирилла, и женщина уступает место рядом со мной.
— Кто вы? — шепотом спрашиваю ее, пока доктор помогает мне сесть и осматривает рану на голове. — Я… ничего не помню.
— При таком кошмаре, — говорит доктор, — удивительно, что вы вообще разговариваете, Катерина. В любом случае, ее нужно отвезти в наш медцентр и провести все исследования.
— Этот ненормальный бульдог вцепился в нее, как клещ, — убавив доброжелательность на минимум, фыркает женщина. — Попробуйте, может, вам это удастся.
— Кто вы?! — нервно и с криком повторяю свой вопрос.
— Жена твоего отца, — нехотя, словно я вынуждаю выставить больной мозоль, пояснят она. — Твоя мачеха.
Пока Морозов вытаптывает ковер перед дверью, я выхожу в коридор.
Прямо к подножию лестницы, где полчаса назад столкнулся с… сам не знаю чем.
Я был в отъезде всего три дня, а когда вернулся, то первым делом пошел к Кате. В это время она обычно всегда возится в нашей библиотеке: переставляет книги так, чтобы корешки гармонировали по цветам, украшает полки тематическими фигурками и статуэтками. А иногда просто читает, завернувшись в плед, как маленькая старушка. За год я настолько привык к ее привычкам, что не сразу сообразил, почему никто не спешит мне навстречу.
Мы крепко повздорили перед моим отъездом и три дня хранили взаимное молчание на всех фронтах. Я не привез ей слова прощения и не ждал их в ответ, но, чтобы она не нашла для меня даже простого «привет»?