Я ничего не знаю.
Не хочу знать.
И не хочу вспоминать то, что не хочу знать.
Нам с Катей нужен чистый лист.
Только на этаже, у двери ее палаты, до меня доходит, что я пришел даже без цветов. Что все те мелочи, которым мы пытались научить друг друга, чтобы нам было легче существовать под одной крышей, снова начинают вылетать из головы.
Катя любит цветы.
Я не понимаю, почему женщинам нравятся выращенные на убой растения, которые линчуют, а потом красиво упаковывают уже полумертвые, но Катя любит цветы и всегда радуется, когда приношу охапки маленьких роз.
Ее не было рядом три дня, я был далеко от дома и мне казалось, что весь мой новый мир, по кирпичу отстроенный за прошедший год, шатается от десятибалльного землетрясения. Но ночь без нее в кровати — это гораздо хуже.
Меня утаскивает обратно.
В ту жизнь, где я совсем ничего не знал о самом себе.
Но возвращаться за цветами уже поздно, тем более, что прямо сейчас мне нужно ее увидеть: понять, что с ней все в порядке, что она там, в палате, а не исчезла в неизвестном направлении.
Открываю дверь, но ладонь на пару секунд словно приклеивается к ручке. На костяшках остались ссадины от моего ночного безумства и припухлость от ударов по Ерохину. Я быстро вхожу и первым делом прячу обе руки в карманы брюк.
Катя лежит на кровати, и облегчение сдавливает горло. На телевизоре какое-то старье: она их любит, пересматривает, хоть знает наизусть.
— Привет, — скупо говорю я, вытаптывая пол прямо на пороге. — Как ты себя чувствуешь?
Я знаю, что с ней все хорошо: я все время на связи с ее лечащим врачом, и уже в курсе, что удар головой не выльется ни во что тяжелое. Нет никаких нарушений функций работы мозга и уже завтра я смогу забрать свою Золушку домой.
Но у Кати другая проблема. Если бы я сам не был человеком «с браком», мне было бы куда тяжелее поверить в то, что кто-то абсолютно здоровый может вот так, по доброй воле, вычеркнуть из своей памяти целый год жизни. Но я верю, что в жизни случается и гораздо более грустное дерьмо.
— Александр Викторович вышел минуту назад, — вместо приветствия отвечает Катя и нервно перебирает простыню. — Вы не столкнулись?
К счастью, нет, но говорить этого вслух я не буду.
Похоже, здесь сегодня побывало все «счастливое семейство». Хорошо, что одному его члену я хорошенько врезал. Как минимум неделю он вряд ли высунет из конуры свой расквашенный нос.
— Нет, не столкнулись.
Прохожу дальше, оценивая взглядом самое оптимальное место, куда можно сесть. Катя паникует и начинает комкать несчастное одеяло еще сильнее, когда я присматриваюсь сперва к краю кровати, потом — к подвинутому к ней стулу.