— Психушке?.. — запнулась, взметнув испуганный взгляд на психотерапевта, в надежде увидеть опровержение намерения это сделать.
— Милена, — был рассудительно вкрадчив Шлема, — я надеялся, что у вас более устойчивая психика, мне жаль, что так…
— Она у меня устойчивая, — убеждала с жаром. — Я непросто так решилась на подобное. Мне пришлось… да и пока не вижу другого выхода из сложившейся ситуации.
— Вы можете мне доверять, — твердо напомнил Эпштейн. — Если есть нечто, что вам угрожает или вашим детям, я готов выслушать и помочь по мере возможности, — умолк на доверительной ноте.
Я опять кивнула, но пока не решилась рассказать.
— Как тут мой пациент? — в палату с очаровательной улыбкой вошел Роберт Евгеньевич. Остановился на пороге и несколько секунд рассматривал Эпштейна: — День добрый, — кивнул психотерапевту, но от меня не ускользнула некая напряженность между мужчинами. Это не взволновало — Демьян говорил, что оборотни не жалуют себе подобных, да к тому же на своей территории. Больница — вотчина Роберта, значит, Шлема — чужак. Единственное, надеялась, что они не бросятся друг на друга, доказывая силу.
«Какая глупость!» — тотчас отмахнулась от бредовой мысли. Эпштейну бы не выписали пропуск без разрешения Роберта Евгеньевича. Значит, он в курсе, просто это природное — принимать в штыки другого зверя.
— Добрый, — отозвался с показной бесстрастностью Шлема. Встал и чуть склонил голову: — До встречи, Милена. Надеюсь, завтра вы будете в более приподнятом настроении.
— Спасибо, — пробормотала, еще пока не зная, как поведу себя дальше.
Только Эпштейн покинул палату, под неусыпным контролем врача, Роберт Евгеньевич вновь заулыбался:
— А я считаю вам сегодня уже гораздо лучше. В плане здоровья, — пояснил ровно.
— Вашими стараниями, — нахмурилась и сложила руки на груди.
— Ну-ка дуться перестали, — с наигранной суровостью потребовал врач. — Вам еще жить да жить…
— Это правда, что вы не можете в моей голове ковыряться?
— Нет, — уже без юмора отозвался Роберт и тоже присел на стул около меня. — А что вам сказал Эпштейн?
— Что мой разум теперь навсегда закрыт для других, но при этом остается одержимым хозяином.
— Боюсь, это так…
— Вот же тварь! — обронила устало. — Я умоляла меня оставить, и он оставил, зная, что поработил до конца жизни…
— Милена, мне жаль, что с вами такое произошло, — виновато сокрушался Роберт.
— Да неужели?! — вспылила. — Хотите сказать, никогда подобным не развлекались?
— Не буду врать, — без тени улыбки отозвался врач. — Но не все такие… Мы разные, Милен, так же как и различны люди. И, так же как и у людей, чем больше у нас власти и силы, тем больше это развращает.