— Тебе следовало контролировать зверя! — врач выпрямился и сейчас смотрел в глаза Демьяну.
— Рядом с ней… — Градов мотнул головой, точно негодовал и еле сдерживался. — Это невозможно!
— Если она умрет, ты себе этого не простишь! — Роберт ткнул пальцем в грудь кукловода.
— Знаю!
— Но если выживет, то станет ручной сучкой — а это тоже не вариант.
— Знаю! — прорычал Демьян и порывисто отвернулся.
— Так какого черта, ты натворил?! — поражал смелостью Роберт.
— Не смогу ее опять отпустить. Лучше сам пришибу, если выживет, — бросил мрачный взгляд на меня. Зрачки полыхнули золотом, край рта искривился.
— Ты и так над ней уже поизмывался вдоволь, — врач покосился на меня. На лице жалость. — Это было самое страшное, чего она боялась… конечно, не считая смерти детей.
— Я отпускал ее, — упирался Демьян.
— Куда? — встряхнул головой Роберт. — Ты завладел ее разумом. Она одержима до конца своей жизни. Как она вообще выбралась из болота не понятно никому. Почему не угодила в психушку? Никто подобного не переживал. Она… — дернул рукой от переизбытка чувств. — Своей силой воли и жаждой свободы творила немыслимое, а ты…
Демьян опустил голову и сдавил ее руками:
— Я сделаю все, чтобы она стала счастливой.
— Это самообман! — напирал Роберт. — Счастливой подстилкой женатого мужчины? Твари, которая искалечила ее жизнь?
— Она сильная! — поднял глаза Демьян. — Я ее столько времени готовил к тому, чтобы она была еще сильнее…
— А-а-а, — в тоне врача явно сквозила издевка, — так это ты ее тренировал…
— Я не думал, что она переживет, но она смогла. Она не такая как остальные…
— Она просила убить ее, если ты посмеешь с ней это сделать, — кивнул на меня Роберт.
— Только тронь ее! — пригрозил Демьян, шагнув ко мне ближе, точно сторожевой пес, охраняющий своего хозяина. На красивом лице вновь прорезались звериные черты. Никогда не видела столько угрозы в его облике, и даже рот исказился в хищном оскале, обещая скорую и весьма кровавую расправу.
— Черт! — досадливо ругнулся в потолок Роберт.
— Помоги, — внезапно смягчился Демьян, в голосе прорезались просительные нотки. — Ты же можешь…
— Три дня жуткой боли и невыносимой ломки, пока будет перерождаться. Она будет выть, и бросаться на стены, — словно приговор твердил Роберт. — Желание будет нестерпимым… А потом еще время до первого полнолуния… Это будет для вас Ад на Земле, и я не могу ее забрать в больницу. Да и не знаю, какие стены смогут вас удержать друг от друга.
— И не надо! Я сам за ней присмотрю… — прозвучало хладнокровно, но совершенно не обнадеживающе.