* * *
Гул в темноте начинает раздражать. Наращивается, и вскоре различаю рыдание, тяжесть… Нехотя разлепляю глаза: мелкая, уткнувшись в мою грудь, глухо ревёт.
— Ты решила меня слезами утопить, раз под иглой не подох? — нахожу силы нарушить женские рыдания скупой мужской фразой.
— Жив! — Арина вскидывает красные, опухшие глазищи на меня.
— Не мечтай так просто от меня… — горло сушит — не договариваю.
— Жив! — утирает слёзы девчонка, став похожей на сорванца, которого батя отругал.
— Расскажи, мелкая, — натужно даются слова, — и часто ты незнакомцев на столе штопаешь?
— Н-нет, — трясёт недоуменно головой девчонка. На лице смущение, щёки пунцовым окрашиваются, начинает губу жевать: — Меня Арина зовут, — протягивает руку, наивно решив исправить оплошность.
— Дмитрий. Дмитрий Романович Бессов, — отвечаю мягким пожатием.
— Арина Родионовна Коган, — остаточно шмыгает носом спасительница.
— Приятно познакомиться, Арина Родионовна.
— И мне, — улыбается чисто и открыто, смахнув со щеки слезу.
— Ты вот что, мелкая, — нарушаю повисшее молчание, — знаю, устала. Знаю, напугана, но… на крыльце кровь. Её бы убрать нужно. И здесь… тоже. Мои окровавленные вещи — в пакет. И в мусорку. Мне что-нибудь дедово подбери.
— Да-да, — послушно кивает девчонка.
Вот теперь она такая, какой себе представлял. Собранная, исполнительная.
— И друзьям отпишись. СМС, чтобы не беспокоили. Мол, завтра в больницу к деду, но если что будет нужно, ты им сразу позвонишь!
Арина задумчиво кивает, а потом вновь губу закусывает, да на меня с недоумением смотрит:
— Откуда ты про друзей и деда знаешь?
— Так ты же пока штопала, о себе и знакомых всю подноготную вытрепала.
Арина краснеет:
— Я думала, вы были без сознания!
— Был, — хмыкаю криво, с теплотой вспоминая, сколько всего она наговорила, — но всё слышал. — Наслаждаясь казусным смущением девчонки, смакую реакцию и подливаю масла в огонь: — Твой голос мне не позволил умереть, мелкая. Так что не добивай лишней трепологией — просто сделай, что сказал!
— Ага, — рьяный кивок.
Делаю попытку встать, Арина тотчас ко мне ступает. Мелкая, худенькая, а плечо подставляет. Я бы поржал, да боль по телу стрелой гуляет.
Рычу сквозь зубы, но упрямо встаю.
— Ты же не уйдёшь? — на меня уставляются самые прекрасные глаза на свете. Снизу вверх — как на человека. Как на мужчину. Как на кого-то, кто дорог! — Вот так… — не понимая, что она хочет сказать, терпеливо жду, продолжая взглядом шариться по осунувшемуся бледному лицу. — Ты ранен, — с надеждой поясняет девчонка, побуждая шагать прочь из кухни. — Идти сам не можешь, — ступаем по коридору вглубь квартиры, — да и полуголый…