Я вновь с сомнением покосилась на горы богатств. Помимо обычных сокровищ и монет, много столиков, шкафов, полок. Они стояли условно ровными рядами, а на них… утварь разная, коей никогда не видывала.
Смутно понимала, что зачем, ибо в нашем доме, да и вообще в княжестве, такого не сыскать. Ладно, столы с посудой. Дальше со свитками. Картины навалом и по стенам наляпанные. А вот предметы, значение которых совсем не понимала…
— Спасибо, ничего, — помотала головой. Не потому что ничего не хотела. Скорее уж, глаза так разбежались, что мне теперь и мысли в кучу не собрать, какое там ВЫБРАТЬ?
— Почему? — насторожился Аспид.
Стыдливо плечиком повела:
— Не ведаю я, назначения большего количества вещей. А н что оно мне, ежели только для любования?
— Так ведь некоторые вещи и есть — так просто, для любования.
— Ежели так, пусть всё тут и будет.
— Что ж… даже украшенья никакого? Гребень новый, серьги богатые…
— Меня и моё вполне устраивает, не сносилось ещё, — разумно подметила. Всё так. Я же никуда не хожу. Мне не перед кем красоваться, так на что побрякушки, ежели их некому на мне оценить?
Странно на меня смотрел Дамир. Так странно, что опять от смущения жаром задалась.
— Хорошо, раз нагулялась, безделушек не желаешь, пошли. Ужинать пора, — отрезал Аспид, и я смиренно выдохнув, за ним к двери пошла.
Спускались молча, по коже мурашки носились от тяжёлого, задумчивого взгляда мужа. А он меня рассматривал, аж затылком ощущала.
17.2
Аспид
Ужин в молчании проходил. Мне хорошо и удобно, а вот Вольха глаз от стола не подымала. Нервничала шибко, да вилкой по тарелке водила, почти к еде не притронувшись. Думала аль правда была не голодно, не ведал, но всё же склонялся, из-за того, что отчитал её.
Не собирался ругать, да вроде спокоен был. Просто удивило…
Других девиц эти комнаты тоже влекли, дело бабское — любопытству потакать, но ежели они больше драгоценностями увлекались и одеждой в вещевой, и каждая не отказалась от подарка, то Вольха подивила.
— Ежели не голодна, можешь уходить, — дозволил, когда уж невмоготу было на жену смотреть.
Словно птица в клетке. Никогда себя заточителем не считал, тем боле тираном, деспотом, но Вольха умела из себя жертву строить так, словно насильничаю, удерживаю, руку подымаю.
Так что знать не хотел, чего она там ещё обо мне уже надумала!
И видеть её кислое лицо тоже!
— Спасибо, — отстранённо пробормотала Волха, из-за стола вставая.
Не дрогнуло сердце, когда жена ушла, но выдохнул свободней.
Не нравилось мне, как себя ощущал, рядом с ней…
Неправильно, непривычно и… ранимо.