— Это всё люди сделали? — неверующе вопросила жена.
— Почему сомневаешься?
— Никогда не видела ничего подобного. Я даже не понимаю назначения большинства вещей.
— Полагаю, ты бы удивилась ещё больше, узнай, что это лишь крохи того, что существует, — пока в раздумьях стоял, Вольха кивнула на ближайшую вазу:
— А вот это откуда?
Я сдавленно выдохнул:
— Далёкая страна… Китай. С диковинным народом. Невысоким, щуплым. У них узкие глаза… почти чёрные прямые и жёсткие волосы. Язык музыкальный, но сложный, слуху не привычный…
— И ты его знаешь?
— Немного, — почему-то замялся.
— Скажи что-нибудь, — Вольха на меня с такой надеждой глядела, что себя теряя, пробормотал:
— Ты меня сводишь с ума, — на Китайском, на первом попавшемся наречии, коих было у этого языка много.
— И что это значит? — с ещё большим интересом ахнула Вольха, а я не пойми с чего на губы её уставился. Нравилось смотреть, ка кони приоткрывались в изумлении. Полные, сочные, манящие…
— Значит, — словно под водой свой голос слышал, — ты моя жена. Вольха тотчас нахмурилась, в глазах волнение забурлило:
— Ты прав непривычно звучит, — отвернулась, но тотчас взяла другой предмет:
— А это? — как голос тональность сменил я сразу заприметил. И сердце жены выдало смену её настроения. Вызвало улыбку.
— Из страны, что распростёрлась за морем дальним. Нашел её в селении…
Умолк, кляня себя за слабость перед девицей, но она… меня притягивала. Тепло от неё шло… и это Аспида ручным делало: невозможно нежным и влюблённым. Она была слишком чиста, невинна в своём жадном интересе к моему увлечению.
Как мог подумать, что она лживая и нецеломудренная?
Как мог обвинять в глупости и бесчестии.
От ревности если только… слепой, глухой, что толкнула меня на жестокость вначале.
— И что, этим в быту пользуются? — сморгнула недоумённо жена, не позволяя заминке долго звучать.
— Да… — кивнула и кратко рассказал для чего ЭТО. Показал, как пользуются.
— Какая дивность, — восторженно заулыбалась Вольха. На щеках румянец заиграл и… такие очаровательные ямочки, что я еле сдержался, чтобы их не коснуться.
— А это что? — к другому столу подошла.
И вот так шаг за шагом ходили по моей сокровищнице. А я всё пояснял, рассказывал, и сам как одержимый эмоциями Вольхи питался.
На улыбке меня её клинило. Что уж говорить, ежели ахала/шумно выдыхала, когда историю жестокую, романтичную аль душевную рассказывал.
Как хищник, всё к ней подбирался: и ежели вначале на расстоянии держался, дабы не пугать, то вскоре близохонько выхаживал. Так близко, что тепло её чувствовал, смехом питался, голосом проникался.