— Хватит! — Я с такой яростью распахнула дверцу машины, что она чудом осталась на петлях. — Ты знаешь, о чем я! Терпеть не могу, когда мне лгут!
— Я не лгал, — театрально-обескураживающе улыбнулся Шон. — Я просто не сказал про спектакль, хотя шел именно за тем, чтобы пригласить тебя в театр, но тут я увидел почтовый ящик… Лана, это же часть нашей свободы! Англичанин наставил в нашей стране красных королевских ящиков, и мы первым делом, как завоевали независимость, перекрасили их в зеленый. Когда я увидел зеленые трилистники, то сразу понял — это знак…
— Шон, хватит!
— Неужели тебе не интересен тот факт, что именно Ирландия вдохновила английского почтового работника заняться литературой? Наши ехали за славой в Лондон, а он наоборот…
— Прости, но меня лично Ирландия ни на что не вдохновляет! Хотя твоя собака прекрасно позировала.
Шон так и не захлопнул мою дверь: ему, видимо, доставляло удовольствие глядеть на меня сверху вниз!
— Ты, выходит, тоже делаешь какие-то вещи без спроса?
— О нет, я как раз собиралась спросить тебя, — улыбнулась я коварно. — Но ты не вернулся в понедельник, хотя обещал.
— А хочешь знать, почему? — Вот этого я знать хотела меньше всего! — Заигрался с племянниками в «Авалон». Мне всегда доставалась карта плохого. Все ждал, что повезет стать хорошим или уж мудрым Мерлином. Видно, не судьба.
Шон перестал улыбаться. Лжет или нет? Да какая разница?! Главное, что он притащил меня за сто километров в очередную дыру с одной церковью и одним замком — и поди докажи Лиззи, что я ничего не знала про заказанные билеты! Меня не отпускали к нему на свидание, а именно так выглядит теперь этот поход за краской!
Шон наконец хлопнул дверью и сел за руль.
— Ты голодна?
Я кивнула — чипсами в театре мой живот явно не удовлетворится. Злость всегда подстегивает мой аппетит, как чеснок — ярость в бойцовых петухах. Шон явно понял, что злить меня еще больше не стоит, потому через пять минут притулился на жутком изгибе дороги между двумя такси, чуть не размазав зеркало по стене дома. Они что, все родились миллиметровщиками?
Глухую стену театра украшали граффити, а паб через дорогу не отличался живописностью. Темная витрина была уставлена бутылками виски Джеймсон и пива Гиннесс. Внутри нас ждет, небось, такая же тьма, а она, как водится, друг молодежи. Нам же сейчас она точно враг. Никакой романтики с водопроводчиками. И точка. Иначе просьбу Лиззи я никогда не исполню. Я же уважать себя перестану, если приму активное участие даже в фиктивном романе с водопроводчиком. Баста! Я пришла поесть, а когда я ем, я глух и нем. Если Шону приспичило поговорить, то пусть говорит — только сам с собой. Я даже немым слушателем не хочу быть. Дайте мне оглохнуть!