Заткнись! — кричал внутренний голос, но кто его слушал?!
— Согласен, — Шон прилег плечом на веревку, рискуя намочить футболку. — Потому в Ирландии столько дождей. Небеса поддерживают никудышных мужиков.
— Трусы не средство соблазнения. Соблазняешь минуту, а мучаешься целый день… Я говорю про женщину.
— Или всю жизнь.
Это он о своей сестре? Или гипотетически о детях?
— Допустим, — согласилась я с обоими вариантами. — Лично я предпочитаю простые и спортивные топы на все случаи жизни.
— И ты думаешь, что они лишены сексуальности? — по прежнему серьезно продолжал Шон.
— Главное, что они практичны, — пыталась я пойти на мировую. — Особенно в моем случае, когда нечего прятать в кружева.
— Извечный комплекс женщины, — теперь он улыбался. — Главное отыскать, что спрятать в ладонь. Если грудь туда не поместилась, то это уже коровье вымя.
— Зависит от размера ладони, — продолжала я мысленно бить себя по губам и, будто для поддержки, ухватилась за бельевую веревку.
— Хочешь проверить?
Его слова послужили прекрасным душем.
— Шон, ты переходишь границы, — отыскала я ровный голос.
— Не буду переходить, — и ирландец поднырнул под веревку и протянул поверх мокрых трусов руку. — Но даже не нарушая границ, я все еще могу дотянуться до твоей груди, чтобы вынести утешительный вердикт.
Мойра спасла меня своим появлением, пригласив к столу. Шон не предложил руки, но шли мы плечо к плечу, и я вновь пожалела о коротком рукаве. Шон шепнул совсем тихо:
— Возвращаюсь к началу дискуссии, будет ли у меня любой случай?
Вместо ответа я прибавила шагу и вступила в сверкающую чистотой кухню. Мойра замахала на меня руками, заметив снятый кроссовок. Я ответила ей таким же движением, указав на явно недавно вымытую красноватую плитку кухонного пола. Шон же плевать хотел на чистоту. Я присела подле застеленного кружевной скатертью стола на массивный деревянный стул.
Чайник пыхтел, блюдца сверкали, хлеб, плюшки и варенье манили чарующим ароматом. Я поспешила поблагодарить за прежний хлеб и варенье. Мойра лишь широко улыбнулась беззубым ртом. Я перевела взгляд на старый буфет, с открытых полок которого старушка брала сейчас чашки. Они были из разных сервизов, по две-три штуки или вообще одиночные.
— Я очень неловкая. Все бью, — улыбнулась она.
Я вспыхнула, устыдившись прочитанному в моем взгляде вопросу.
— И дети мои в детстве были такими же растяпами.
Я закусила губу, чтобы не спросить, где сейчас ее дети? Не мое дело. Зато привязанность к ней Шона могла объясняться дружбой если не с ее детьми, то, пожалуй, внуками. Хотя нынешняя чистота, аккуратно расстеленные везде, даже на полках буфета, салфеточками говорили об полном отсутствии шалопаев в доме и куче свободного времени для игр с крючком. Приглядевшись, я поняла, что даже занавески на окнах были ручной работой. Разговор не клеился. Мойра лишь спросила, откуда я, как надолго в Ирландию, что хочу увидеть и прочую светскую лабуду, на которую я сама желала бы получить ответ. От Лиззи.