Нен-Нуфер опустила глаза. Как же прав Пентаур, что лично отправился к фараону. Люди не умеют хранить тайны. Хотя имеет ли она право злиться на Рамери, она не просила его молчать… О, как же горд Кекемур! И как бесстрашен, ибо кто смеет отказываться от подарков фараона… Она прикрыла глаза — до храма оставалось меньше ста шагов, но что-то влекло ее прочь от храмовой аллеи. Она ухватилась за локоть Рамери, и стражник подхватил ее под руку, решив, что она оступилась.
— Я пойду с вами, — сказала Нен-Нуфер.
Да, она дойдет под их охраной до полей, а там уже спокойно отправится к гробнице фараона Менеса. Вновь с пустыми руками, зато с полным благодарности сердцем. Она станет благодарить его за обоих сыновей, и для каждого попросит заступничества. Особенно за фараона — Пентаур уже, небось, передал написанный ею папирус. Пусть он сгорел на пламени, но на сердце успел оставить кровоточащую рану. Она станет молиться, и пусть Боги пошлют ей хоть часть боли Его Святейшества — она примет ее с радостью за все то, что он сделал для нее, ни разу не видя… Нет, он видел ее. Она танцевала для него и, быть может, его взгляд дал ей силы не оступиться в своем первом танце.
Нен-Нуфер пару раз отдыхала под пальмами у канала и умывалась, и все равно глаза щипало от пота, когда она наконец добралась до гробницы. О, Великая Хатор! Тишину пронзило конское ржание. Нен-Нуфер замерла, стараясь унять разбушевавшееся сердце. Губы потрескались от жары и смягчить их сейчас мог лишь поцелуй царевича. Только чего тогда будут стоить все данные Великой Богине обещания… Боги не прощают дважды. Она поклонится царевичу, но не протянет руки. Пусть Пентаур станет последним мужчиной, сжимавшим с неистовством ее пальцы.
Нен-Нуфер зажмурилась и сделала шаг за угол, но открыть глаза не сумела — лучи Амона ослепили ее, они отразились от позолоченной колесницы, колесницы фараона!
Песок жег стопы через толстые подошвы, но она не могла сдвинуться с места. Лошади, взволнованные ее появлением, заржали громче, и она услышала торопливые шаги. Колени задрожали, но она не сумела их согнуть и глянула прямо в лицо появившемуся перед ней мужчине.
— Это ты так напугала моих коней?
Какой резкий голос. О да, она слышала его, сидя в келье. Только если тогда ей было приказано молчать, то нынче она просто забыла все слова.
— Пожалуй, так же, как я напугал сейчас тебя, — добавил он уже более мягко. — И я, кажется, знаю, кто ты… Избранниц Великой Хатор можно признать в любом виде и даже без лотоса, Нен-Нуфер.
При звуки собственного имени она задрожала. Разве смеет она врать самому фараону. Не смеет, и потому Богиня вернула ей голос, чтобы наконец она рассталась со своей ложью.