Сусанна даже не пыталась вырвать руку.
— Я не смогу уснуть. Мне кажется, я уже спала.
— Тебе это кажется. Это нормально после обморока, что ты немного потеряла связь со временем.
— Немного? Я не помню ни чая, ни душа. Что я еще не помню? Только не надо больше шутить со мной!
— Не буду, а то ты меня возненавидишь, — Реза так быстро коснулся ее губ, что она даже дернуться не успела. — Поспи. Я не хочу потерять тебя после первого бокала шампанского.
Намек понят, мистер Атертон, и не надо так громко стучать кольцами!
— Я хочу написать сестре, — прошептала Сусанна.
Реза кивнул и почти молниеносно протянул ей телефон. С замирающем сердцем она открыла приложение «Вконтакте» и прочитала: «Мама уже не может дождаться воскресенья! Я тоже соскучилась и больше тебя одну никуда не отпущу». Сусанна быстро набрала краткое «Я тоже уже хочу домой» и отдала телефон Резе.
— Хочешь, я почитаю тебе продолжение рукописи? Я забрал ее из библиотеки.
Сусанна кивнула, но тут же почувствовала разочарование, когда он поднялся с постели. Листы оказались на второй тумбочке. Мог бы и перевалиться через ее ноги. Суслик, спрячь бесстыжие глаза и не следи за каждым его движением! Сусанна покорно опустила ресницы и даже подтянула к носу край простыни. Матрас скрипнул — Реза улегся рядом и сунул ноги под простынь, но, увы, не дотронулся до ее пяток.
— Ты где остановилась?
Листы легли ей на груди и пришлось приподнять голову и вытащить руку, чтобы ткнуть в строчку про лотос. Простынь сползла к груди, но Реза ловко подтянул ткань обратно к ее носу.
Кто же достал лотос? Должно быть, Райя, и его рука коснулась светлых, что солнце, волос. Недозволительная ревность сжала сердце фараона, и он заставил себя отвести взгляд от розового цветка — если он помедпит хотя бы минуту, то не избежит кары Хатор, потому как в руках не осталось иных желаний, как только сжать едва прикрытые светлыми волосами плечи. Но Богиня сжалилась над ним — спасение принесла пара легкокрылых ног. Райя с блестящей от воды кожей дрожащими руками протянул отцу очищенный от тины кнут. Фараон медлил, глядя на склоненную чуть ли не до земли голову сына — какие мысли сейчас растревожили дерзкий чуб? Хоть одной малой надеждой вспыхивала ли в его голове мысль, что он может унаследовать черную землю? И когда следует открыть мальчику его предназначение? Явят ли Боги еще знак или теперь самому следует искать подходящий момент, чтобы поговорить с сыном?
Фараон забрал кнут. Взгляд упрямо тянулся к красной полосе, пересекающей ладонь сына. Он не станет извиняться. Царевич должен знать, что занесенный кнут если и не опустится на тело, то обязательно тронет душу — даже в сердцах оброненное фараоном слово будет передаваться из уст в уста и в конце концов обретет силу свершенного деяния. И пусть помнит, что каким бы безнаказанным он не чувствовал себя среди людей, на суде Осирис спросит с него много больше, чем с простого землепашца. Таков удел правителя двух земель.