— Верю. Только… А, ладно, — махнул рукой Радим и пристально на меня посмотрел.
Вероятно, я не выглядела так, как Всемила в свои плохие дни, потому что Радим еще раз махнул рукой и повернулся к Миролюбу:
— Без глупостей.
Миролюб примирительно поднял руки.
— Пока ты мне ответа не дал… — продолжать он не стал, все и так было понятно.
— Недолго только, — напутствовал Радим.
Миролюб поклонился Добронеге и пожелал спокойной ночи, пообещав довести меня до дому. Потом крепко обнял сестру и поблагодарил. Хлопнул по плечу Радима и уже у ворот оглянулся:
— Не отказывай Азару в щенке, Радим. Малой у него по осени ногу сломал. Охромел. А псы у вас вон какие. Будет мальчонку по зиме в санках катать.
Я сперва не поняла, о чем речь, а потом вспомнила молодого воина с повязкой на глазу, которому Миролюб задавал вопросы на площади. И, выходя за ворота, я подумала, что Миролюб все же невероятный: после такого тяжелого дня, разбираясь в куче собственных проблем, он не забыл о мимолетной просьбе и своем обещании одному из воинов. То, что он вообще помнил о несчастье в семье отдельно взятого воина даже не из его, а из отцовской дружины, делало его просто удивительным. Таким, каким и должен быть настоящий правитель. Вот потому его все так и любили. Потому его дружина позволяла себе зубоскалить и в то же время слушалась его беспрекословно и, совершенно очевидно, уважала.
Я думала обо всем этом, пока Миролюб осторожно притворял калитку, пока отходил в сторону, пропуская пожилую женщину, при этом одарив ее короткой улыбкой. Потом он осторожно взял меня за локоть и потянул по улице в сгустившихся сумерках. Миролюб не спешил заводить разговор, и я тоже молчала, вновь и вновь прокручивая в голове его появление на площади и то, как он встал на защиту Альгидраса. Недописанная книга постепенно превратилась в настоящую жизнь. Но если мыслить книжными категориями, то Миролюб определено был героем. Тем, в кого главная героиня непременно должна была бы влюбиться. Я покосилась на княжича и задалась вопросом: что же со мной не так? Почему я не чувствую к нему ничего, кроме огромной симпатии? Почему не дрожат колени, не пересыхает в горле? Почему я совсем не волнуюсь?
Миролюб перехватил мой взгляд и чуть улыбнулся самыми уголками губ, а потом спросил:
— Испугалась сегодня?
Я решила, что врать бессмысленно.
— Испугалась. За тебя, что погибнуть можешь, за Радима, что резня может начаться, и за Олега. Его едва не убили у того столба. Ты успел в последний момент.
— Не все так страшно было с Олегом, — ответил Миролюб, глядя под ноги. — Поправится. Да и Радиму ничего не грозило, — он покосился на меня: — Не стал бы отец в Свири войну начинать.