Ждет исцеления мир, ослабевший, израненный…
Цена же за это будет, как никогда, велика.
На следующий день я проснулась, когда солнце стояло уже высоко, и чувствовала себя при этом так, будто не ложилась вовсе.
Миролюб со своими людьми покинул Свирь еще до восхода, о чем мне поведала накрывавшая на стол Добронега, бросившая на меня долгий внимательный взгляд. Я сделала вид, что новость меня не слишком задела, хотя, честно признаться, ожидала, что Миролюб все же снова заедет попрощаться. Ради такого я бы даже встала до восхода. После вчерашнего разговора на душе остался неприятный осадок, и мне очень хотелось на свежую голову убедить Миролюба в том, что о нем я забочусь ничуть не меньше, чем о хванце, потому что он совершенно не заслуживал наплевательского отношения. Но выбора мне не оставили. Уже в который раз в этой истории.
Добронега поставила передо мной миску с кашей, от которой шел парок. Каждый раз я задавалась вопросом, что это за каша, потому что совершенно ее не узнавала, но, по понятным причинам, ответ так до сих пор и не выяснила. Не у Добронеги же спрашивать? А когда я общалась с Альгидрасом, мне как-то было не до обсуждения круп. При воспоминании об Альгидрасе сердце сжалось, а потом подскочило. Перед мысленным взором встала вчерашняя сцена: полутемная комната, сорванное дыхание и нежность, от которой перехватывает горло. Неуместная нежность вперемешку с состраданием. Как он там? Я подняла взгляд на Добронегу. Мать Радима смотрела на меня в упор, словно видела насквозь.
— А как… Радим? — я так и не решилась спросить о том, кто был на самом деле важен.
Во взгляде Добронеги что-то промелькнуло, будто она ожидала услышать другое имя. Что ж, она ошиблась, я не собиралась расспрашивать про Альгидраса: в моей памяти еще были живы ее наставления.
— Радим хорошо. А почему ты спросила?
— Мне кажется, он расстроен из-за Олега, — осторожно произнесла я и отправила ложку в рот, про себя отмечая, что сегодня я вкус еды вполне чувствую.
— Он много из-за чего расстроен, дочка, — устало вздохнула Добронега.
В этом я как раз нисколько не сомневалась: тут и Олег, и князь, и Миролюб с этим поединком, да еще куча всего, о чем женщинам и догадываться не положено.
Добронега вдруг удивила меня вопросом:
— Ты же про Олега хотела спросить?
Я с трудом проглотила кашу.
— А ты ответишь? — прямо спросила я.
Добронега несколько секунд смотрела мне в глаза, потом чуть покачала головой, как мне показалось, разочарованно.
— Ох, дочка. К Велене я сегодня ходила.
Мое сердце замерло. Сперва от мысли, что Альгидрасу стало хуже и послали за Добронегой, потом на первую мысль наскочила вторая: Велена рассказала Добронеге о моем визите.