Заметив движение, он поднял голову.
— Мне показалось, ты сказать что-то хотел, — зашептала я, сжав прутья клети изо всех сил, так, что сучок больно впился в ладонь.
На секунду в голову пришла глупая мысль, что в фильмах или романах герой в этот момент должен непременно стремительно вскочить, накрыть руки героини своими, прижаться лбом к прутьям, прошептать что-то очень важное, такое, от чего сердце должно заколотиться, как сумасшедшее. Хотя мое и так колотилось в горле — даже сглатывать в попытках остановить подступающие слезы было трудно. Альгидрас же, видимо, был плохим героем, или роман у нас был так себе, потому что он не сделал ничего из вышеперечисленного. Он чуть подался вперед и прошептал на грани слышимости:
— Вправду хотел. Передай княжичу, что на его обереге, том, что на кольчуге, на старокварском слова выбиты.
— Что? — опешила я, ожидая чего угодно, но не этого.
— На кварском. Это важно. Не забудь!
— Всемила! — с нажимом произнесла Добронега, вновь появившись из-за угла. — Поспеши!
— Иду! — ответила я, и обернулась к хванцу: — Я передам. Только ты же говорил, что тебе его любить не с чего. Тогда почему…
— Просто передай! — в отчаянии повторил Альгидрас. — Это важно!
Вот мужики!
— А как же ты? — прошептала я, потому что не произнести эту киношную фразу была просто не в силах.
— Я не умру, — быстро ответил он. — Про оберег скажи!
— Я скажу, но Миролюб… это ведь он всем рассказал. Больше некому!
— Неважно это уже. Слова мои передай.
— Да передам я! — отмахнулась я от него, как от навязчивой мухи. — Я помочь тебе могу?
— Можешь, — он быстро переместился к решетке, встав на колени, — уходи быстрее. Не только Радима — всю Свирь подведешь!
— А что будет с тобой?
— Да не умру я!
— Откуда ты…
— Уходи! — прошипел Альгидрас и с силой разжал мои пальцы, отталкивая мои руки прочь от прутьев.
«Вот тебе и герой», — вертелось у меня в голове, пока я неслась через двор, путаясь в юбке под осуждающими взглядами охраны.
— Вот девки! — прошипел синеглазый Ростислав, придавая мне ускорения довольно ощутимым толчком в спину. Калитка закрылась бесшумно, только засов тихо лязгнул позади.
Платье Добронеги мелькнуло за поворотом. Я бросилась за ней, свернув на узкую улочку, и почти сразу поняла, почему Ростислав назвал тропку мокрой. Мне удалось сдержать визг лишь невероятным усилием воли, когда ноги по щиколотку оказались в ледяной воде. Мы убегали от ворот тюрьмы по ручью. Замысел Ростислава был гениальным. Кому придет в голову искать здесь мать и сестру воеводы? C князем и его людьми мы разминулись.