И вреда от неё было больше, чем помощи!
То она неправильно разводила краски. То, наблюдая как я рисую, нечаянно толкала меня. То подавала не ту кисть. То на не высохшей картине появлялись отпечатки детских пальцев. А на пятый день я и вовсе обнаружил, что чистая стопка натянутых холстов вся испорчена мазнёй — девочка решила, что является талантливым художником. И если мне не хотелось получить ещё больше проблем, то пришлось бы потратить в разы больше времени, закрашивая это «творчество». В результате я постарался объяснить (спокойно, между прочим), почему так делать никак не стоило. Однако Элдри разревелась до истерики и этим довела до кипения уже меня самого. Итак, чтобы сдержаться от непоправимого поступка, я, не переставая во весь голос ругаться на чём свет стоит, выгнал её взашей с указанием не показываться мне на глаза до вечера.
Я очень хорошо запомнил все свои фразы. Абсолютно все. Я прекрасно помнил каждое слово, что произнёс, прежде чем выставить Элдри вон. Они навсегда остались в моей памяти потому… потому что эта дурёха не успокоилась! Держа на меня обиду, она затеяла вылазку в город вместе с мальчишкой. Тем самым, с которым ранее дралась на палках. Дети преисполнились энтузиазма доказать, что они могут ого-го! Намного больше, нежели дылды, которые их ни во что не ставят! И вознамерились совершить подвиг. Проще говоря, решили превзойти жрецов в лечении больных. Вот только совершенно не учли, что умные взрослые отправлялись за пределы храма в плотно закрывающей тело одежде, пропитанной воском, что их маски фильтровали ядовитый воздух, что… Хорошо ещё, что они наткнулись на молящегося Жана! Жрец узнал детей и насильно привёл их обратно. Дурачки могли бы и вовсе потеряться!
По возвращении отважных беглецов благоразумно поместили на карантин в разные кельи, расположенные на полуподвальном уровне, а потом уже рассказали и мне о произошедшем. Рисовать мне тут же резко расхотелось. И всё же только закончив картину, на которой богиня отчего-то вышла совсем не доброй и не милосердной, я пошёл узнавать подробности у самой Элдри. Внутрь к ней меня не пропустили, категорично настаивая на соблюдении режима карантина, но поговорить через дверь позволили. Я и поговорил. Коротким, но выразительным, красочным монологом с примесью нецензурной лексики. А затем метко запустил в Элдри игрушечным медвежонком через маленькое окошко. Заслонка на нём открывалась с внешней стороны и в обычной жизни помогала жрецам тайком наблюдать за послушниками.
— Вы очень многого хотите от ребёнка, — недовольно покачал головой Артур, когда я собрался уходить. Он тихо молился за здоровье детей в уголочке и казался совсем неприметным. Но его слова привлекли моё внимание. Даже больше. Они меня разъярили. Я подошёл впритык к старцу и чуть ли не прокричал: