Однако событие позволило осознать и ещё кое-что. Крайне важное.
Из стихий я любил воду, воздух и смерть. Они давались мне легче всего. Но, так как мною было пройдено ученичество именно у Чёрных магов, то все их силы, собираемые из пространства, я всегда «пропускал» через ещё одну силу, называемую тьмой. Были же и те, кто как Ванесса «пропускал» их через свет. Те ущербные, кто этого не делал, назывались колдунами. У них, как и у нас — настоящих магов, могли быть любимые стихии — те, которые использовать удобнее. Но в большинстве своём сфера воздействия колдунов оказывалась крайне ограничена. Приведу пример. Хороший колдун стихии огня может расплавить землю на огромном поле до состояния стекла, но основанное на крошечной составляющей этой же стихии простенькое лечение кровеносной системы окажется ему недоступно. И всё из-за отсутствия способности дотягиваться до высшей энергии. По сути, мы — светлые или тёмные маги, трансформировали силу стихий под нечто удобное для себя и под действия, что хотели совершить. И чем профессиональнее и дольше использовалось что-то одно, тем тяжелее и недоступнее становилось другое. Так что абсолютно невозможным делом стало бы привлечь свет для того, кто правил потоком смерти так, словно играл с незатейливой игрушкой, и имел под своей кожей руны Тьмы. Но… но всё же нападение Квалификатора способствовало этому. Непроизвольно начав черпать стихию земли из жилы, я, чтобы не нарушать запрет Хозяев использовать тьму, сделал единственное, что ещё было возможно для исправления ситуации. Вспомнил о Ванессе и обратился к свету. Пожухлый вьюнок тут же расправил листья. Даже не выпустил бутоны и не расцвёл. Но это всё равно означало, что я мог использовать магию…
Совершенно чужую магию. Такой мне следовало учиться даже не с нуля, а с ещё более низкой точки. Действовать так, как я не привык!
Из-за содеянного в голове возник туман. Меня замутило, как при сильном отравлении. Сознание ускользало. Но квалификатор не заметил ничего. Он не обратил внимания ни на мои свершения, ни на муки. Он ничего не почувствовал, так как был сосредоточен на другом — старался удержать раскричавшуюся и извивающуюся Элдри.
Я глупо улыбнулся девочке и позорно грохнулся в обморок.
* * *
Благодаря вылитой мне на лицо воде из ковша, пришёл в себя я довольно скоро. Как раз, чтобы в щель между листьями густого вьюнка увидеть, как устремляется за частокол лошадь. Подковы её блеснули в солнечном свете. Этот отсвет ударил мне по глазам, но я всё равно хорошо рассмотрел, что поперёк лошади лежит обездвиженное магией тело моей девочки. Несмотря на общий паралич, Элдри всё ещё мычала, старалась звать на помощь.