Мне нравится.
— Замечательно. — Эмилио улыбнулся Эндрю. — Классная мысль.
— Я подумываю набить феникса на спине. Но мы можем разработать безупречный эскиз, никакой спешки.
Эмилио кивнул.
— Почту за честь его для тебя нарисовать.
— О, Эндрю, разве ты не должен был сделать эскиз для Спэнсера? — поинтересовалась Даниэла.
— Да! — выкрикнул я. — Он считает, что практически закончил, или ему пришла в голову какая — то суровая идея, или что — то наподобие.
Эндрю откашлялся.
— Вообще — то, я закончил.
«Он что?».
— Закончил? Когда?
Эндрю слегка разрумянился и смущенно на меня посмотрел.
— В самолете. Не мог уснуть, и в салоне было темно, поэтому, несмотря на руководство по безопасности, достал ручку.
Я нашел бы это смешным, если б не был столь заинтригован.
— Что ты нарисовал?
Он тяжело сглотнул, и уголок его губ опустился.
— Я… э — э… Рисунок у меня с собой. — Он достал кошелек и вытащил сложенный листок. — Надо бы его доделать как следует. Это всего лишь общая идея. Но ты хотел символизирующий тебя рисунок. То, о чем я думаю, когда вспоминаю о тебе.
Глубоко вздохнув, он протянул мне листок.
Это был слон. Он нарисовал его только ручкой, но использовал простецкий инструмент для письма в качестве кисти. Внутри слона был неразрывный узор из листьев и кругов, расцветка была синей, но различной насыщенности… Это было невероятно.
Должно быть, Эндрю принял мое молчание за огорчение, потому что начал нервно тараторить.
— Ты хотел, чтоб я нарисовал то, что приходит в голову при мыслях о тебе. И я… Не знаю. Может, это глупо…
Рисунок был потрясающим, но какое имел ко мне отношение, до меня так и не дошло.
— Я напоминаю тебе слона?
— Да. Слоны ничего не забывают. Ты хочешь нечто такое, что символизировало бы твой путь до сегодняшнего момента твоей жизни. Ну, вот оно. Ты говорил, что никогда не забудешь о том, как с тобой поступила семья. Ты и не должен. Ты всегда должен об этом помнить. А еще ты должен помнить, насколько стал сильнее. А слоны — самые сильные животные, и они неординарные, но еще необыкновенно нежные и мирные. Это и о тебе.
Ох.
Он добавил:
— А листья означают смену времени года, течение времени и, разумеется, новый рост. Мне подумалось, подойдет.
Не укладывалось в голове, что он вложил в этот рисунок столько смысла. Я вгляделся получше в нечеткие круги из синих чернил. Это были не круги.
— Это музыкальные ноты?
— Первый такт «Аллилуйи».
Сердце сжалось, оборвалось и рухнуло в пятки, и слезы наполнили мои глаза.
— Ох.
Казалось, он встревожился.
— Если тебе не нравится…
— Нравится? Он совершенен. Совершеннее быть просто — напросто не может. Никто никогда… Никто… — Говорить я не мог. И глупая слеза катилась по моей щеке. Я вытер лицо тыльной стороной ладони.