Иди ко Мне! (Павлова) - страница 67

В келье умирающего старца Амвросия ежедневно служили молебны пред иконой «Спорительница хлебов», и старец говорил:

— Праведных ведёт в Царство Божие апостол Пётр, а грешных — Сама Царица Небесная.

Преподобному старцу Амвросию были уже открыты сроки его кончины, когда он назначил празднование иконе «Спорительница хлебов» на 15/28 октября — как выяснилось позже, на день своего погребения. В этот день шёл дождь, но свечи не гасли на ветру. И заново осмыслялась символика иконы — нива, жатва и слова Спасителя, сказанные о зерне: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода» (Ин. 12, 24).

Притча о зерне — это притча о самоотверженной любви, дающей дивные духовные плоды, а иначе пуста и бесплодна душа. «Настанет День Последний, — писал святитель Николай Сербский, — наступит и ликование для сатаны из-за жатвы обильной. А колосья-то все пусты... Но по глупости своей сатана меряет числом, а не полнотою. Один Твой колос, Господи, Победитель смерти, стоит всей жатвы сатанинской».

Об одном таком колосе на ниве Божией — о монахине Вере — я и пыталась рассказать. Как и многие из нас, она поздно пришла к Богу. Но с какой горячей безоглядной любовью она откликнулась на призыв Божией Матери: «Иди ко Мне!» Всех нас любит и зовёт к Себе Милостивая Заступница. Но как откликнуться на этот призыв, если мы ищем покоя в мнимом покое, и нет решимости идти путём любви — путём зерна?

«Любовь — это картошка»

Инициатива наказуема. И стоило мне организовать клуб для трудных подростков, как там появился бойкий молоденький журналист, решивший взять у меня интервью.

— Вы любите подростков? — спросил журналист.

— Нет.

— Не понял... Хорошо, спрошу иначе. Вот, допустим, навстречу вам по улице идёт подросток- правонарушитель со своей бедой. Как вы поступите в таком случае?

— Перейду на другую сторону улицы.

— Как? Вы бросите человека в беде?

— Я бы бросила, да не получается, потому что человек идёт следом за мной.

Журналист расстроился. Он уже выносил в душе ту пламенную концепцию, когда любовь, мол, спасает мир: и стоит окружить заботой этого юного уголовничка (отбил студенту почки, за что и отсидел по малолетке свой срок в колонии), как душа его расцветёт, словно райский сад.

— Вы имели когда-нибудь дело со шпаной? — спрашиваю журналиста. — Нет? Тогда я расскажу вам одну историю.

А история была такая. Поздним вечером я возвращалась домой по тёмной безлюдной улице, как вдруг услышала топот ног. Неразличимые в темноте тени окружали меня сбоку и сзади и по всем правилам волчьей охоты брали жертву в кольцо. Позже, уже в аспирантуре, я вычерчивала для диссертации схемы таких преступлений. Вот подвыпившие подростки идут по ночному городу, но на полицейского не нападают — он вооружён. Спортсменов и крепких мужчин не трогают — те могут дать сдачи. Им нужна тёмная улица (нет свидетелей) и та заведомо слабая жертва, над которой можно безнаказанно измываться, бить, калечить и втаптывать в грязь. Они наслаждаются, когда их боятся. И главный приз их ночной охоты — это ужас жертвы, позволяющий в горделивом превозношении осознавать свою «власть» над людьми.