И, может, он бы чувствовал себя счастливым, но тревога изводила, как изводит крохотный камушек в сапоге, и Бьерн не мог от нее избавиться.
* * *
«Ещё, Лери, хочу тебя еще… — жаркий шепот тянется вдоль позвоночника новой волной желания. Она больше не может, но широкие ладони скользят по коже, настойчиво убеждая в обратном, — давай, вот так… сзади…».
Смена позиции прошла быстро — в его руках она ничего не весила. Бьерн легко поднимал ее на согнутом локте, пряча смущение от восторженных восклицаний за неловким «Ты просто очень маленькая».
«Расставь ножки шире… О, Творе-е-ец, насквозь мокрая…» — самый настоящий визуал, он любил наблюдать и заводился от крохотных мелочей, будь тот соскользнувшая с плеча бретелька пеньюара или ненавязчиво продемонстрированная ложбинка между грудей. И плевать, что декольте почти все скрывало. А уж когда на теле не оставалось одежды…
— Благородная лэрди, нам стоит сделать перерыв, Вы устали.
Скрипучий голос казначея вернул на грешную землю.
«Ты просто глупая женщина и твое место не за счетной книгой, а в постели лэрда. Иди же к себе в комнату дожидаться господина, и пусть он тебя выдерет ещё раз, если не хватило ночного рандеву» — перевела для себя Валерия.
После того, как Бьёрн объявил, что она вольна участвовать в финансовых вопросах замка, если этого пожелает, отношения с Маркусом натянулись до треска. Казначей так ядовито шипел «благородная лэрди», что будь Валерия чуть впечатлительнее, отравилась бы непременно. И его абсолютно не впечатлили несколько предложений, способных сэкономить пару-другую сотен золотых для строительства.
— Пожалуй ты прав. На сегодня закончим, — Валерия поднялась из-за стола.
Она действительно устала. А если быть честной — чувствовала усталость постоянно.
То, что делал с ней Бьерн, и сколько раз он это делал… Торопливо отложив исчерканный лист в сторону, Валерия покинула комнату. Ещё когда их близость только набирала обороты, она поняла, что мужу мало одного раза. Но чтобы каждую ночь и всю ночь…
«Я сегодня совершенный зверь… Лери, останови… не могу сам… не могу…» — стонал под судорожные толчки, но разве возможно произнести «хватит»? Да, он был зверем. Жадным до ласки, и отчаянно тоскующим по нежности. Таким диким сначала, и убийственно осторожным — потом. Ее грудь была облюбована и распробована, а на теле не осталось ни одного неотмеченного поцелуем уголочка. Бьёрн как будто заново открывал для себя ее тело. С тщанием дотошного исследователя подмечал и запоминал любую реакцию, чтобы потом безжалостно использовать в своих целях.