— Подстригу, — прошептала, разглядывая темный балдахин, — видит Творец — подстригу… И побрею…
Дверь тихонько хлопнула.
— Госпожа-а-а!
Чуть не подпрыгнув из положения лёжа, Валерия юркнула под одеяло.
— До-Дорис? Ох, черт… Дорис, что с тобой?!
Служанка плакала. Вся тряслась, прижимая платок губам, и была такой бледной, что и Валерии подурнело.
— Не… негодяй…Подлец… Бедная моя, бедная… Без отвара, не в благ… благостный дене-е-ень… Н-насильник!
Путаясь в волосах, Валерия соскочила с кровати. Плевать на наготу — у Дорис была самая настоящая истерика.
— Дорис, со мной все хор… Ох!
Худенькая служанка бросилась на шею и сжала так, что дыхание перехватило.
— До-о-орис-с-с….
— Вы, главное, не думайте! — сбивчиво зашептала служанка. — Это все сон был! Клянусь Творцом! Сейчас водички нагрею, помою и все чистенько, и не было ничего. Совсем не было. Да. Послушайте свою Дорис, я знаю, что говорю…
Гадкий комок подкатил к горлу. И понимание, мерзкое до тошноты, скрутило внутренности ледяной судорогой.
— Дорис, а… — голос пропал. Как спросить про такое? Имеет ли она право вообще спрашивать? Первая дрожь пробежалась по мышцам. И на самом деле вдруг страшно стало узнать, что ее Дорис подверглась этому кошмару, — а ты… ну…
— Ничего не было!
Валерия прикусила губы, чтобы не расплакаться. Слишком много боли звучало в надтреснутом и дрожащем голосе женщины. Мир, в который она попала, повернулся к ней своей самой уродливой и грязной стороной.
— Не было, так не было, — сразу пошла на попятную. Пока лучше не трогать и так взвинченную женщину.
До конца вечера Валерия была очень послушной и давала делать с собой все, что хотела женщина. Нутром чувствовала, сейчас это было необходимо в первую очередь Дорис. Постепенно служанка успокоилась и даже улыбнулась, кода Валерия со всей мягкостью и лаской, на которую была способна, просила почитать ей перед сном.
И под любовные сонеты о прекрасных дамах и благородных воинах пообещала себе, что неприметно найдёт эту сволочь. Найдет и подвесит за отросток, в конце концов лэрди имеет право на маленькую блажь. Только имя узнает, но потом и очень осторожно.
* * *
(Несколько часов назад).
— Моя госпожа.
Поцелуй вежливости был мокрым и холодным. Сразу захотелось выдернуть руку и вытереть ее об платье, но она хорошо запомнила, как на одном из уроков этикета ее наказали за подобную выходку розгой по пальцам. Призрак жгучей боли был до того реальным, что уголки губ сами поползли вниз, но, спохватившись, она изобразила вежливую улыбку.
— Клайден, отрадно видеть тебя. И прими мою благодарность. Встреча прошла… гладко.