Тройи не ответил. Он выглядел встревоженным, но не собирался предлагать ничего такого, что дало бы Королеве возможность их бросить. Крану едва сдерживал рычание. Пусть племя его ненавидит, но, по крайней мере, он был честен в своих решениях и желаниях, которых не стыдясь стремился достичь. Это лучше, чем быть настолько зацикленным на том, что хорошо и что правильно, чтобы прожить свою жизнь впустую.
Тройи не потребовалось много времени, он снова открыл свой рот.
— Как думаешь, она здесь счастлива? — спросил он.
— А откуда, по-твоему, я могу это знать? — ответил Крану, раздраженный его бесконечной, поучительной болтовней.
— Я интересуюсь твоим мнением, — выдал Тройи, как будто это он был раздражен.
— Если она все еще будет там сидеть, когда мы спустимся, тогда думаю, ты можешь предположить, что да, она здесь счастлива. А если и не счастлива, то, по крайней мере, предпочитает быть здесь, а не где-то еще. Но если она ушла, у тебя так и так будет ответ, — аргументировал он. Тройи что-то пробормотал, будто не был согласен, поэтому Крану продолжил: — А если ты спросишь меня, правильно ли мы поступили, я столкну тебя с этого дерева и ты будешь спать на земле с переломанными костями.
Они сделали все, что смогли. Каждый доступный лист был повернут к площадке и уложен ровно, не осталось неудобно торчащих веток или слабых мест, они выдержали бы их вес без угрозы внезапно выскочить из каркаса и скинуть их на землю.
— А как мы её сюда поднимем? — спросил Тройи, взглянув на него.
— Грон переносил Грут на спине, так? — произнёс Крану.
— Не думаю, что она согласится на это, — ответил Тройи.
Крану перегнулся через край площадки и посмотрел вниз. Королева стояла у подножия дерева и глядела на них, склонив голову набок и пытаясь разглядеть их сквозь листву. Одна ее рука была прижата к стволу дерева, как будто она хотела взобраться наверх, но не могла, и Крану вдруг поразило, насколько она отличалась от него. Он, конечно, знал, что она другая, другой народ, но полагал, что благодаря Грут привык к этому и все понимал. Важнее всего то, что она была Королевой, а значит желанным для него объектом.
Сейчас, когда он смотрел на нее, она казалась такой маленькой, такой далекой, беспомощной и потерянной. Это заставило его по-новому взглянуть на свои размеры и свою силу. Он мог причинить ей боль. Он мог напугать ее, но в этом не было её вины. Он мог не помогать ей, и ей пришлось бы спать на земле. Он мог подхватить ее и отнести наверх, и тогда она была бы вынуждена спать там же, где и он. Сейчас она была внизу, высматривала их, надеясь, что они вернутся за ней. Он не был уверен в эмоциях, сдавливающих его грудь, но возможно это было сочувствие? Он не мог точно определить.