- Палачам не продаём, - теперь уже метр Филибер был красный как рак. – Идите с миром, форката… фьера… Идите уже.
- А иначе – что? – я усмехнулась. – Забросаете меня камнями? Нет такого закона, чтобы палачу или членам его семьи запрещали продавать хлеб. Это всего лишь обычай. Жестокий обычай, человеческие предрассудки.
Я оглянулась, посмотрев на тех, кто собрался поблизости и следил за нашим разговором с жадным любопытством, и продолжила, повысив голос:
- Вы не совершите никакого преступления, если продадите мне или моему мужу пару булок хлеба. И если не продадите - тоже не совершите преступления. Только преступление против здравого смысла и своей совести. Но тут каждый выбирает своё.
Метр Филибер стоял, опустив руки, и глядел в корзину с бриошами.
- Доброго дня, - попрощалась я с ним. – Приятно было увидеться.
Толпа расступилась переодо мной, давая дорогу, но я успела отойти только на пять шагов, когда пекарь позвал меня:
- Сколько вы хотели бриошей, форката… фьера ди Сартен?..
- Восемь бриошей, пожалуйста, - повторила я, возвращаясь к прилавку. – И две кунжутных лепешки.
Горожане, окружавшие нас, хранили гробовое молчание, но пекарь отсчитал бриоши и подал лепешки – еще теплые, с золотистой зажаристой корочкой. Я положила хлеб в корзину и набросила платок, стараясь не обращать внимания на взгляды со всех сторон.
- Благодарю, - кивнула я пекарю. – Доброго дня.
- Доброго дня, - пожелал он, несколько смущенно.
Я прошла по хлебным рядам, держа голову высоко, как королева, хотя всё во мне дрожало натянутой до предела стрункой. Незаметно свернув в переулок, я спряталась в стенной нише возле фонтанчика и отдышалась.
Меня предупреждали… И Рейнар, и тётя, и Лилиана говорили, что так будет. Только я не верила. Виоль верила в здравомыслие и доброту людей… Но ведь в конце концов так и получилось?
С трудом поборов желание убежать с базара и запереться в доме на рябиновом холме, через четверть часа я вернулась в ряды мясников, чтобы купить вяленой свинины. Если я отступлю сейчас, то никогда уже не найду смелости появиться на рынке. Я приготовилась отстаивать свое право покупать продукты, как все люди, но мясник продал мне свиные ребрышки безо всяких препирательств. И зеленщик, у которого я выбрала два кочана молодой капусты…
Да, торговцы смотрели на меня не особенно любезно – не так, как раньше, но никто не гнал меня от прилавков и не говорил грубых и жестоких слов. Может быть, мясник и зеленщик были не такими закоснелыми приверженцами несправедливых правил, а может, о разговоре возле лавки пекаря уже разнесли по всему рынку. Так или иначе, но я чувствовала себя настоящей победительницей.