Дверь хлопнула в очередной раз, и я не утерпела – снова посмотрела в сторону входа, хотя только что читала себе самой проповеди о благочестии.
Но вошел не палач, а мужчина, одетый в куртку с нашитым на груди вензелем, мешковатые штаны и грубые сапоги – по виду, слуга из богатого дома.
Он остановился, оглядывая прихожан, заметил фьера Сморрета и подошел к нему, сняв шапку и что-то прошептав ему на ухо.
- Прошу простить, - сказал нам Элайдж, и лицо его выразило неприкрытую досаду, - я должен вас покинуть, фьера Монжеро, фьера Капрет, форката Монжеро, - каждой из нас он поклонился очень учтиво, но на мне задержал взгляд и посмотрел особо. – Папашечка решил срочно обсудить какие-то важные дела. А с ним, как вы знаете, лучше не спорить, - он смягчил слова улыбкой.
- Конечно, конечно, - тётя Аликс ответила за всех. – Передавайте привет вашей матушке. Скажите, рецепт вишневого пирога, что она мне прислала, бесподобен!
- Непременно, - фьер Сморрет ещё раз раскланялся и покинул церковь, даже не приложившись к кресту.
- До сих пор бегает у своих папеньки и маменьки на посылках, как дрессированный пёсик, - сказала Лилиана насмешливо и тихо – так, что услышали только мы с тётей. – Будет бегать до седых волос, поверьте мне.
- Просто он – почтительный сын, - назидательно сказала тётя. – Не вижу ничего плохого в почтительности.
Лилиана фыркнула, но в это время вышел священник, и служба началась.
Я исповедалась, рассказав священнику, скрывавшемуся по ту сторону резной решетки, обо всех гадких поступках, что я совершила за неделю – слишком много думала о предстоящих зимних балах, радовалась взглядам мужчин, примерила розовую шляпку, хотя еще носила траур, ела конфеты с молочной начинкой в пятницу – не смогла отказаться, когда угостили, и осуждала сестру за то, что она стала слишком важной, чтобы поговорить со мной, как в детстве и юности.
Единственное, о чем я не нашла в себе сил признаться – это в своих снах о палаче. Правильнее было бы покаяться, потому что сны точно были не от благих мыслей, но я не смогла. Впервые за свою жизнь я не смогла довериться служителю Бога. Как будто можно что-то скрыть от небес!
Угрызения совести мучили меня всё сильнее, и к концу службы это заметила даже Лилиана.
- Ты побледнела, Виоль, - сказала она неодобрительно. – Немедлено пощипай щеки! Девушка на выданье должна быть румяной. Томность тут ни к чему, можешь мне поверить. Только в стихах мужчины любят белокурых и бесплотных фей, в жизни они предпочитают земную красоту.
Чтобы сделать ей приятно, я пощипала себя за скулы.